Наконец Булавинцев принялся рассказывать.
— Ну, Александр Васильевич, как вы сами понимаете, мероприятие прошло по высшему разряду: гроб из красного дерева, безутешная вдова, убитые горем родственники, весь высший свет в глубоком трауре, отпевание в церкви, — Серега частил, как пономарь. — Да, кстати. Кот и после своей безвременной кончины заготовил сюрприз. Усопшего со всеми почестями похоронили, в церковной ограде как добропорядочного прихожанина, регулярно жертвовавшего церкви из своих «честных» доходов. Неплохо, да? Нас-то с вами небось похоронят где-нибудь на болотце или спалят в крематории.
Булавинцев отклонялся от темы, но Огородников его не прерывал. У Серега, на его взгляд, еще имелся шанс выбиться «в люди», в то время как ему рассчитывать на нечто большее, нежели урна в колумбарии не приходилось. Ну и плевать, каждому свое.
— Присутствовал весь бомонд, — продолжал свой отчет Булавинцев, — иномарок нагнали столько, что ногу поставить было некуда. Ну а вообще мероприятие прошло на высшем уровне, жаль, на банкет не позвали. — Он посмотрел на часы: — Между прочим, поминки проходят в эти минуты в ресторане «Русский дворик».
— Братва была?
— Само собой, куча кожаных мальчиков. Но вели себя чинно и степенно, не придерешься, прямо как на дипломатическом приеме.
— А от властей кто присутствовал?
— Ну, мэра, конечно, не было, зато все его замы. Кстати, и все претенденты на высокую должность, ну, в смысле, кандидаты…
— И Костецкий?
Серега задумался:
— Нет, этого не видел… Точно, его и не было.
— Вот как? И на фирме отвечают, что его нет. — Огородников посмотрел на часы. — Слушай, Булавинцев, смотался бы ты в больницу выяснить, что там с его дочкой…
Булавинцев вздохнул. Видимо, он рассчитывал, что его трудовой день закончился.
— Можно я хоть чайку попью? — взмолился он.
— Попей, попей, — милостиво разрешил Огородников, — а я пока тоже кое-кого разыщу, одного старого знакомого.
— Румянцева, что ли? — ухмыльнулся Булавинцев, отхлебывая чай из стакана.
Ох и догадливый парень!
Огородников тоже налил себе чаю в старую чашку, покрытую внутри коричневым налетом, который он называл «вкусовым слоем». До встречи с начальником службы безопасности фирмы «Квик» Румянцевым — а они договорились сойтись на нейтральной территории — оставалось полчаса.
Глава 21
Два дня на повторную эволюцию
На душе у Румянцева со вчерашнего вечера было паршиво, с того самого момента, как эта проклятая пуля оказалась в кармане его куртки. Ночь он провел почти без сна, а под утро, умаявшись от неравной борьбы с бессонницей, уселся на кухне и принялся курить одну сигарету за другой. Карточный домик, который он строил для себя весь прошедший год, разрушался на глазах. Размеренная, обеспеченная жизнь оборачивалась своей скрытой и. весьма непривлекательной стороной. О том ли он мечтал, ухода из органов?
Год назад майор Румянцев уволился из милиции не без колебаний: не так-то просто зачеркнуть двадцать пять лет жизни, да еще какой! Подумать только, ведь, начинал он простым сержантом патрульно-постовой службы, потом окончил школу милиции, заочно юридический институт, в общем, поднимаясь по служебной лестнице, не миновал ни одной ступени, а некоторые чуть ли не лбом пересчитал. В уголовном розыске он имел репутацию настоящего фанатика, въедливого, хваткого, с хорошей интуицией. Многие тогдашние громкие дела, которым, впрочем, далеко до нынешних, прошли через него.
Об организованной преступности тогда, конечно, и слыхом не слыхивали, но преступники-одиночки встречались знаменитые. Взять того же Гомонова — попил он кровушки у Румянцева в восьмидесятом. Кажется, это был первый серийный убийца в его практике. Интеллигентного вида инженер-очкарик, отработав смену на заводе, в сумерках, выходил «на охоту» с дробовикоми почти год держал в напряжении весь город. Гомонову нравилось расстреливать веселые компании, за полночь возвращавшиеся из гостей; мог он и запросто выстрелить в светящиеся окна, а потому с наступлением темноты город словно вымирал. Вычислить его было необычайно трудно — никто и никогда не распознал бы в скромном молодом холостяке маньяка-убийцу.
Гомонова приговорили к высшей мере наказания, а Румянцев по прошествии стольких лет вспоминал о его феномене все чаще. И не только потому, что серийные убийцы перестали быть редкостью, а социолога и психологи предсказывали дальнейший рост подобных преступлений. Просто люди, живущие двойной жизнью (а именно это больше всего поразило его в Гомонове), Румянцеву теперь встречались на каждом шагу.