Такие кульбиты в планы Румянцева не входили, он пару раз хлестнул мальчишку по щекам, но тот не приходил в себя. Пришлось облить его холодной водичкой из чайника. Только после этой бодрящей процедуры сукин сын очухался, задергал худыми ножонками и наконец уселся, прислонившись спиной к кухонной двери, натянув полы намокшего халата на острые коленки.
Какое-то время он молчал, а потом принялся биться головой о дверь и скрежетать зубами:
— Дурак, какой я дурак! Зачем я только с ним связался!
Румянцев поставил посреди кухни табурет, уселся и закурил.
— А теперь рассказывай все по порядку. Я уверен, ты мне много можешь рассказать, — предложил он парню, с удовольствием выпуская изо рта первую струйку дыма.
Груздев, хлюпая носом, начал:
— Я не собирался ее сажать на иглу… Что я, дурак? Это он, барыга, меня заставил, потому что я ему задолжал…
— Фамилия! — рявкнул Румянцев.
— Чья? — захлопал длинными ангельскими ресницами юный негодяй.
— Барыги твоего, кого же еще!
Груздев обхватил голову руками и уткнулся лицом в собственные колени.
— Прокоп его кличка, я ему столько должен, столько… Он… он меня заставил. Я не хотел ей ничего плохого…
— Дальше! — поторопил его Румянцев.
— Ну, я ей предложил один раз, другой…
— Это все было дома у Костецких? — уточнил Румянцев, стряхивая пепел на пол.
— Да, — выдавил парень. — Ее же все время пас этот… ну, Васнецов… Так что… в общем, он следил за ней вне дома, вот мы и…
— Ловко, — оценил Румянцев. — На хату ее затащить тоже барыга придумал?
— Ну да, — снова захлюпал носом Груздев. — Говорит, о битюге не беспокойся — это он о Васнецове, — его не будет. Ну, я ее туда привел, а когда она отключилась, ушел.
— Пистолет, который ты ей подложил в сумку, тоже барыга дал?
Парень только отвел взгляд в сторону.
— Отвечай! — прикрикнул Румянцев.
— Да, — осипшим голосом признался Груздев.
Румянцев порылся в кармане, вытащил пулю и гильзу и продемонстрировал все это добро Груздеву:
— А вот это, между прочим, вылетело из того самого пистолета, который ты подложил в сумку Илоны.
— Вы-вылетело?! — От страха и холода парень снова начал громко икать.
— Ну да, этой пулькой убили Васнецова, и именно по этой причине он тебе и не помешал затащить Илону на хату.
— Я… я… не у-убивал…
— Я тоже так думаю. Одно непонятно, почему ты еще до сих пор жив, петушок?
— Что? — залепетал Груздев.
— Ничего, просто мысли вслух, — туманно пояснил Румянцев.
— Вы думаете, они меня убьют? — Парень был снова близок к обмороку.
— Ну а ты как думаешь? — Румянцев посмотрел на него глазами, полными нарочитого сочувствия.
Груздев скрючился, выражение его лица стало почти дебильным, а из уголка рта тонкой струйкой потекла слюна.
— Не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте, я отработаю, — заныл он.
— Чем, задницей? — взревел Румянцев, который взбесился от того, что этот сопляк подумал, будто он станет пачкать о него руки. — Стану я тебя убивать, и без меня найдутся желающие. Твой барыга, например. Зачем ему оставлять свидетеля в живых, тем более такую гниду. Ты же раскололся с ходу!
— Что же мне делать?
— Что-что, признаваться дальше, давать чистосердечные показания. Тебя посадят в камеру, и там ты, по крайней мере, до суда будешь в безопасности.
— В камеру? — ужаснулся Груздев. — Я не хочу в камеру.
— А тебе куда хочется — в сауну с девочками? — поинтересовался Румянцев и тут же сам себя поправил. — Впрочем, девочки, это, кажется, не твой профиль. Чем только, любопытно, купил ты Илонину мамочку, она прямо без ума от тебя!
— Ей много не нужно, как всем стареющим дамочкам, — поведал мальчишка без тени смущения. — Она всегда довольствовалась комплиментами и сыновними объятиями, дальше мы не заходили…
— Зато оплачивала эту квартиру, — продолжил за него Румянцев, — не правда ли? Платила, не подозревая, чем в ней занимается ее сладкий мальчик. Что же она, ни разу здесь не застала какого-нибудь из твоих бой-фрэндов?
В принципе, грязное белье Валентины Костецкой Румянцева совсем не волновало, так что он мог бы и не спрашивать Груздева о подробностях патологической страсти дряхлеющей матроны.