— Что еще за шуточки?
Над сливным бачком торчала свиная голова, в глазницах копошились черви. Они вываливались из пятака, как макароны, сыпались из ушей-лопухов и обрубка шеи. Кафель под ней был замазан потёками крови — красные разводы на бачке и на стенах, на унитазе и на полу. В унитазе что-то бурлило, и звук этот подозрительно смахивал на бурчание кишечника. Сказочка не решился войти, хотя до смерти желал пописать. И со своей позиции он отлично разглядел чьи-то зубы. Они плавали в крови вместе с окурками и туалетной бумагой.
— Всех, всех уволю, — повторял Бертран тихую мантру. — Вы пожалеете, что на свет народились. Я вам устрою… шуточки, знаете ли.
Он вышел во внутренний двор и справил нужду в канаву. Сверху доносились смех и музыка. У кого-то вечеринка. Не на четвертом ли этаже? Он задрал голову и присмотрелся. Сволочи. Стоило ненадолго отлучиться, они уже празднуют.
Он заправил рубашку в штаны и, не потрудившись зачехлить хозяйство, направился обратно. Пора преподать курицам урок. Квочки забыли, кто их начальник.
— Что это с ним сегодня? Как с цепи сорвался.
— Таблетки дома забыл. Вольты кидает.
— Может, у него критические дни?
— Г-г-г, Лара, ну ты даешь. Юмористка.
— Ну а чо, у мужиков тоже бывает. В журнале читала.
— Главное, на нас наорал, видите ли, кошку ему пустили.
— Да вообще больной.
— Девочки, девочки, слушайте сюда! А давайте его на самом деле разыграем?
— Это как?
— А вот так. Фокус есть такой. Слушайте и запоминайте.
Сказочка насквозь промок. Бегать по этажам, да в его-то возрасте, нелёгкая задача. В правой руке по-прежнему была линейка, левой он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Это не смех, это крики. Музыка, дурацкая какая-то, как в цирке. Или…
Он притиснулся к двери. Несомненно, за ней происходил свистопляс.
— Сейчас вы посмеётесь… сейчас повеселитесь… сучки. Все вместе похохочем.
Он пнул дверь ногой и вошел.
На полу была кровь. Багряное озеро, отражающее мерцание флуоресцентных ламп, растеклось по всему помещению. От закроечного стола Сказочки, вдоль по проходу, впритык к противоположной стенке. Бертран никогда не видел столько крови, даже в кино. Вязкими соплями она сползала с утюгов и швейных машинок, капала с осветительных приборов и жалюзи. Она оросила манекены и запачкала синюю униформу. Он очутился в кровавом зазеркалье, и первое, что кинулось в глаза, — календарь. Раньше на стене слева от входа висело изображение ателье с календарём на текущий год. Теперь же его сменила иная картина: руки, заключенные в наручники, и подпись, уже знакомая Сказочке.
«ЗАПЛАТИ НАЛОГИ — СПИ СПОКОЙНО».
В воздухе царил дух скотобойни. Ноздри Бертрана уловили запах спермы, отдающий морепродуктами, болотный душок экскрементов и что-то еще… что-то сладкое. Он не сразу понял, что это. Но когда…
— Эй, Бертран, как насчет поиграть?
…услышал голос…
— Давай, порезвимся.
…исполинской свиноматки…
— Я знаю пару отличных шуток. Тебе понравится.
…у которой не было головы…
— Для начала отгрызу тебе ноги, потом член и яйца.
…осознал, что стоит посреди сарая.
Вместо женщин на него пялились курицы. Рыжие и черные, белые и серые. Склонив голову набок, они сверлили его бусинками глаз. Во взгляде читался упрёк, презрение и злоба. Посреди прохода в море крови барахталась свинья. Она полусидела, опершись только на передние лапы и выпятив напоказ набухшие розовые титьки. Из обрубка шеи, как провода, висели артерии и жилы. Отсутствие головы не коснулось навыков общения. Свиноматка научилась чревовещать.
— Так как насчет поиграть?
— Шшш… шшшу… ш…
Сказочка не мог вымолвить и слова. В горле застрял комок. Он уронил линейку и попятился назад. Свинья поднялась и двинулась за ним. Следом взмахнули крыльями и куры. Они возмущенно кудахтали, перебирая маленькими когтистыми лапками.
Они приближались.
— Шутить так шутить, — сказала свинья, — да, девочки?
— А то, — прокудахтали куры.
— Я отдам… я заплачу… шшшш… ш… что за шшшшшу…
Сказочка бежал. За ним гналась свинья без головы и глупые птицы. Он кричал, но они не слушали. Он сорвал голос и всё равно орал. Даже когда его увезла налоговая инспекция, он умолял не отдавать его на съедение бешеным животным. Всё, что он просил, это не шутить.