Вероятно, также при особе Филиппа Валуа находился и шут Сеньи Иоган, которого Рабле назвал «глупая знаменитость Парижа, прадед Колльета» и о котором веселый кюре Медона рассказывает такой занимательный анекдот в книге III в главе XXXVII «Пантагрюэля»: «В Париже перед заведением одного жарильщика присел носильщик и стал есть хлеб, который, вероятно, казался ему очень вкусным с запахом дыма. Жарильщик ничего не говорил; но лишь только носильщик доел хлеб и хотел было уйти, как жарильщик схватил его за шиворот и требовал непременно, чтобы тот заплатил ему за жаренье. Носильщик стал доказывать, что он не причинил никакого убытка жарильщику и не тронул его мяса; дым все равно разнесся бы по воздуху, и он в первый раз слышит, что в Париже продается дым. Но жарильщик возразил на это, что он вовсе не желает, чтобы его дымом пользовался всякий носильщик и если последний не заплатит, то он отнимет у него его крючья. Носильщик поднял свою палку и стал в оборонительное положение. Произошел сильный спор. Сбежался народ со всех сторон. В толпе был также и шут Сеньи Иоган. Увидев его, жарильщик спросил у носильщика, не желает ли он, чтобы их рассудил Сеньи Иоган. Носильщик согласился. Когда шут выслушал причину их спора, то обратился к носильщику и попросил его вынуть из кошелька какую-нибудь серебряную монету. Носильщик исполнил его желание; тогда шут положил монету на левое плечо, как будто желая узнать, правилен ли ее вес, потом постучал ею по ладони левой руки, чтобы узнать, не фальшивая ли она; наконец, приставил ее к правому глазу, чтобы хорошенько рассмотреть отчеканенную на ней надпись. Толпа молчала и следила за движениями шута к великому отчаянию носильщика, который решительно не мог понять, что из этого выйдет. Затем шут поднял свой жезл, как скипетр, кашлянул раза два или три, постучал монетою о выручку жарильщика и сказал: «Суд постановляет, что носильщик, съевший свой хлеб под дымом жарильщика, честно расплатился с ним звуком своих денег, поэтому суд приказывает им разойтись по своим домам». Такое решение парижского шута показалось настолько справедливым, что все даже сомневались, чтобы и настоящие ареопаги могли бы решить так правильно подобное дело».
Господин Канель говорит, что первое указание на такое шуточное решение было сделано Жаном Андре, юрисконсультом XIV столетия, умершим в 1348 году. Следовательно, Сеньи Иоган жил в последние годы царствования Филиппа Валуа и, весьма вероятно, принадлежал к штату этого государя. Это не может казаться и удивительным, потому что двор Филиппа Валуа был одним из самых блестящих дворов того времени; там собиралось самое высшее дворянство; Фруассар[27] называл двор этого государя «самым рыцарским в мире» и короли Наварры, Майорки, Богемии и масса могущественных баронов проводили там время в пиршествах и турнирах. Конечно, для развлечения подобного общества требовалось много шутов.
Еще один шут, состоявший на королевской службе в последние годы царствования Филиппа VI, находился при дофине, впоследствии [известным как] Иоанн Добрый; этот шут назывался Иоган Арсемалль. Иган оставался при дворе и в следующее царствование и часто получал королевские подарки в виде одежды, костюмов, головных уборов, подбитых горностаевым мехом и пр. Вероятно, в благодарность за такие подарки Иган сопровождал своего государя в Англию после поражения при Пуатье в 1356 году. Несчастный государь взял с собою шута, чтобы иметь при себе человека, который развлекал бы его во время его плена, и потому он уговорил его ехать вместе с ним в Виндзор. Однако туманы Англии, казалось, повлияли на веселость шута; он постоянно болел в это время испытаний, что видно из отчетов расходов на короля Франции, где часто упоминалось о разных лекарствах, купленных у аптекаря-дрогиста в Лондоне для Игана-шута.
Иган Арсемалль имел товарищем при дворе Миктона или Миттона, которого содержал Иоанн, и платил ему из собственной шкатулки, хотя этот шут и состоял при особе дофина Карла.
Кроме Миттона, у дофина Карла, сделавшегося королем Карлом V Мудрым, было много других шутов. Если верить его биографу Христине Пизанской, то он очень любил брать к себе шутов и знал в них толк. Но этому государю можно было вполне извинить такое развлечение. Это была одна из самых критических эпох в истории Франции: Этьен Марсель покушался произвести революцию, потом позорный договор в Бретиньи, в силу которого Англия получила все земли на юге Луары; следовательно, управление Францией представляло столь тяжелое бремя, что тот, кому это было поручено, мог позволить себе некоторые развлечения. Вот что между прочим пишет Христина Пизанская: «Карл V, встав с постели и помолившись Богу, разговаривал со своими служащими; он был добрый и милостивый государь, так что даже самый последний из его придворных говорил с ним совершенно свободно».
27