- Тебе так важно это знать? – спросил Яков у пастора, глядя ему в глаза. У Десэ были мертвые глаза, и когда он смеялся или злился – они оставались мертвыми, как вода в болоте. Лицо его жило своею жизнью, хмурилось, гримасничало, подергивалось судорогой – а глаза не меняли выражения, словно две стекляшки.
- Мне важно это знать, - подтвердил Десэ, - Я учил когда-то этот урок, но так до конца и не выучил, пришлось уйти, не закончив курса.
Баба лежала на нарах, как мертвая, и спутанная коса ее свисала к земле, как плеть. Яков присел на корточки, в поле зрения ее раскрытых глаз, заглянул в них – зрачки дернулись.
- Я знаю, - произнес он беззвучно, одними губами, - про твой гри-гри. Ведь это гри-гри? Я угадал?
Женщина прикрыла веки – да.
- О чем ты ее спросил? – Десэ любопытно вглядывался, но он-то не читал по губам, не умел.
- Я разгадал твою тайну, - уже голосом сказал ему Яков, - Когда ее казнят?
- Я же сказал – послезавтра. Восемь пополуночи, все казни идут у нас в это время.
- Ты очень хочешь узнать свой секрет? Тогда позволь мне увидеть ее перед казнью – как исповеднику или еще как.
- Зачем же?
- Этот кусок кожи, из ее спины – она вырезала его нарочно, или кто-то для нее, чтобы сделать ладанку, в которую спрятана ее душа. Сейчас души в ней нет, душа в этой ладанке, которая зовется гри-гри. Если надеть на нее гри-гри перед смертью – она не умрет, станет нежитью.
На самом деле, Яков помнил это очень неточно – станет ведьма нежитью без гри-гри, или, наоборот, если гри-гри ей вернуть. Одно он знал наверняка – тот, кто прежде смерти вернет ведьме ее амулет, сделается для нее чем-то вроде хозяина, как это происходит с джинном из лампы, и после смерти ведьма вроде как станет его слугой. Он тоже не дослушал этот урок в свое время...
Яков опять повернулся к ведьме, так и не вставая еще с корточек:
- Скажи, где твой дом? Я принесу тебе твою вещь – если скажешь, где она спрятана. Я могу читать по губам…
- Кошкин тупик, дом Кузнецова. В кувшине за печкой, - мертвые губы шевельнулись и сказали эти две фразы – без единого звука. Ведьма проговорила все это и прикрыла глаза – как будто ушли ее последние силы.
- Тебя бы к нам, на допросы… - восхитился Десэ.
- Перебьетесь, - весело отвечал ему Яков, - Узнал тайну? Проведешь меня к ней – послезавтра, перед казнью?
- Только что стоял в коридоре, от страха трясся, а тут – обнаглел, - подивился пастор, - Сам в тюрьму просишься. Зачем тебе это, доктор Яси?
Яков выпрямился, потянулся – совсем по-кошачьи:
- Она же – ведьма. Видишь, околдовала меня. И я делаю то, что ведьма хочет – приношу ей ведьминский ее амулет, чтоб она могла помереть с ним спокойно.
Пастор глянул на него оценивающе, потом – на трупом лежащую ведьму, и криво усмехнулся:
- Темнишь ты, доктор. Врешь святому отцу. Я проведу тебя к ней, только чтобы самому увидеть – что потом с нею будет. Она встанет из могилы? Или станет птицей и воспарит с места казни? В любом случае, я хотел бы видеть…
- Увидишь, пастор. Я сам не знаю точно – но гри-гри дает своему хозяину бессмертие.
- А тебе? Что даст он – тебе?
- Быть может, смешно образованному человеку в это верить. Но это единственное, что я запомнил из того, как говоришь ты, курса – если я передам ей амулет, она станет моею слугой. Бессмертный, обладающий магией слуга, как джинн из арабских сказок – разве не стоит попробовать, сделать глупость, чтобы получить такую штуку в свое распоряжение?
- Хотел бы я знать, от кого нахватался ты подобной чуши, - рассмеялся Десэ, глаза его, впрочем, смотрели на доктора холодно и очень внимательно.
- Была в моей жизни одна просветительница…Гри-гри носила Модеста Балк, и все эти рассказы я слышал от нее, жаль, невнимательно слушал – все таращился ей в вырез.
- Балкша! – расхохотался пастор – даже ведьма приоткрыла один глаз, - Красивая была баба. Говорят, по сей день живет в Петербурге.
- И носит гри-гри.
- Черт побери, а ведь я своими глазами видел, как ее пороли на столбе – мне следовало внимательнее глядеть на ее спину…
Балкша – ведьма была, валькирия, кобылица из русских сказок, та, что, огнедышащая, золотыми копытами изводила у обывателей их посевы. Темная копия ангельски-белокурых Монцев, собственных брата и сестры, знаменитых царских фаворитов, Модеста выиграла, в отличие от них, весьма скромную партию – всего лишь полковника Балка. От Монцев были у нее знаменитые синие глаза, и точеный стан, как у арабской шахматной фигурки, но волосы были – вороные, спиральные, синевой отливающие – потому что ведьма.