И того, что сейчас северяне видят, должно хватить. Убоятся удельные князья, убоятся, наверняка переметнутся под его руку. И простой люд должен последовать за ними, приняв истинного князя. Наверняка ведь последует!
Михаил Всеволодович уже было тронул коня, желая послать его к городским воротам – но тут все его нутро сжало в узел при одной только мысли: а если народ не последует? Если не примут гордые черниговцы князя, приведшего поганых в свой дом? Если встанут они горой за прямого и честного Мстислава, водившего их летом на этих вот самых татар?
А еще страшнее, что Батый в любой миг может об этом вспомнить – особенно, если город сдастся без боя. И если захочет тогда свирепый царь покарать не только двоюродного брата Мстислава Глебовича, но и всех его ратников? На самом деле, просто желая забрать Чернигов на разграбление.
Что тогда?!
– Господи, Господи, спаси и помилуй, Господи, грешен! Господи, вразуми, научи меня, как мне поступить? Господи, подскажи… Ангеле Божий, Хранителю мой Святый – дай мне разума, дай чистого сердца понять мне, что делать, да вознеси мольбу мою к небесам!
Горячо, искренне взмолился Михаил в отчаянии, прося Божьей помощи, истово закрестился да поклонился в пояс, с седла. А когда поднял глаза, то взгляд его вдруг уткнулся в ханский шатер, перед входом которого волхвы поганых выставили идолища бесовские. Теперь каждый, кто входил в шатер помимо хана – будь то его гонец или воевода, или знатный батыр – то обязательно кланялся идолам, да еще и переступал через священный для язычников огонь.
И словно почувствовал князь, как от идолищ бесовских чем-то темным веет, страшным, поганым. Почувствовал вдруг что-то такое, отчего по спине его словно холодом обдало – каким-то могильным холодом… И еще тревожнее стало на душе Михаила Всеволодовича – как тревожно бывает тем воям, кто чувствует свой скорый конец.
Но одно вдруг очень четко понял нынешний князь киевский – и бывший черниговский. Понял, что верна его догадка насчет стольного града, понял, что хан поганых Батый не отступится от него, каким бы образом тот ему не достался: хоть после переговоров, хоть после штурма.
– Благодарю тебя, Господи, что вразумил… Благодарю, ангел мой хранитель, что помог…
Да, князь загнал себя в ловушку согласием на союз с татарами. Да, он не разобрался в своих чувствах, не успел решиться упредить рязанцев о татарах… Но еще ничто не кончено. Еще ничто не решено…
Впервые за последние дни голова князя прояснилась, а мысли его стали четкими, емкими, верными.
Да, сил у него немного – но и татары половину орды своей от стен града отправили на полудень. Ежели ночью ударить… Ежели ночью ударить, сколько поганых удастся побить? Многих, очень многих – хоть те на стоянку и отдельно становятся, обнося ее возами. Все же прорваться к ним удастся. Да к ханскому шатру.
Нет… Это лишнее. Батый и его верные чингизиды наверняка успеют бежать. Лучше по порокам. Да, лучше по порокам ударить, пожечь все камнеметы татарские – вот это великое дело! И Мстислава Глебовича предупредить – нужно его предупредить заранее. Хоть и завалил двоюродный брат все ходы подземные… Но если написать послание на выделанной коже, написать, что русичи по татарам хотят ночью ударить – так его можно и через стену стрелой переправить. А уж там коли поверит ему Мстислав и решится помочь, то поведет рать на вылазку. Ежели не поверит… Что же, увидев настоящую сечу – поверит! А там или в сече поможет, или хотя бы отступающим к граду ратникам ворота откроет.
К воеводе же, боярину Святославу, что повел гридей с татарами на полудень, гонца потребно направить. Коли еще не схватился с рязанцами хан Шибан, поставленный Батыем во главе поганых, то Святославу стоит в будущей сече по татарам ударить. Глядишь, если вместе на агарян навалятся, сдюжат русичи – и восточные, и западные, рубясь плечом к плечу с иноземцами.
А ежели случилась уже сеча, то тогда уцелевшим воям следует ночью подняться, коней на выпасах своих разобрать, а по выпасам поганых ударить, оставив тех без лошадей. И увести табуны татарские – хоть через то же Переяславское княжество, в Киев. Уж пешие степняки-то не так страшны, как конные.
Решено. Этой же ночью отправит Михаил гонца к Святославу, а стрелой – послание к Мстиславу, в осажденный Чернигов. Следующей же русичи ударят по татарской стоянке – даст Бог, вместе ударят!
Осталось только с Даниилом Волынским все обсудить. Хоть и враг он Михаилу, но ведь одновременно с тем – дальняя родня. Сестра-то Данилова, Олена Романовна, женой Михаилу приходится. Ее именем и будет просить князь о помощи. Галич за то отдаст, не раздумывая, хоть и всех галицких ратников под руку шурина прямо сейчас отдаст.