Не мог Никифоров быть в городе! До Камышина чуть ли не всю ночь ехать. И до Караваинки, где сейчас базируется дивизия Азина, еще, считай, полсуток добираться. Обратно столько же. По всем статьям выходит, что в Царицыне курьер должен появиться спустя два, а то и все три дня после своего отъезда. А вот идет-шагает да еще и насвистывает!
Магура не знал, как объяснить появление на станции Никифорова, чем оправдать его возвращение.
Некоторое время Николай стоял, ошарашенный встречей, провожая взглядом фигуру хозяина конспиративной квартиры, по решению подпольного ревкома заменяющего погибшего Дему Смоляна.
«Случилось разве что в дороге? Путь разбомбили, и поезда из-за этого временно не идут? Или белогвардейский патруль курьера с паровоза снял?».
Магура потряс головой: причин, по которым Никифоров не мог выполнить задание, могло быть много, но среди них не находилось места для предательства. Эту версию Николай отмел сразу же начисто, стоило ей лишь прийти на ум, так как свято верил в честность товарищей по подпольной работе.
Между тем Никифоров прошел стрелку и поравнялся с приземистыми складами. Еще немножко, и он бы пропал из виду, оставив Магуру в полнейшем неведении.
«Куда он спешит? Чтобы домой — не похоже, потому как проживает в другой стороне…»
И Николай двинулся следом, оставаясь на почтительном расстоянии от Никифорова, но не теряя его из поля зрения.
Вскоре курьер пропал в одном из подъездов дома на Бутырской площади, и Николаю Магуре пришлось дожидаться его за водонапорной башней.
Наконец Никифоров вышел из подъезда и свернул в проулок. Он явно спешил. Пришлось прибавить шаг и Магуре.
Давно наступил комендантский час, когда появляться на улицах без специального пропуска было довольно рискованно (можно было запросто оказаться арестованным патрулем и угодить в комендатуру). Над городом опустились сумерки со щербатым месяцем в поднебесье.
Прятаться от Никифорова не приходилось — Магура шел вдоль заборов, сливаясь с ними в полумраке. Николай еще не знал, что скажет хозяину конспиративной квартиры-явки, о чем спросит недавнего сотрудника трансчека, когда догонит и окажется с ним лицом к лицу.
Никифоров отворил калитку в заборе, поднялся на крыльцо дома, повозился с замком и пропал за дверью, оставив Магуру на улице под яблонями, склонившими чуть ли не до земли свои тяжелые ветки.
«Ежели из-за трусости вернулся — домой бы не пришел, отсиделся где-нибудь, — решил чекист. — Может, другого кого попросил донесение передать? Скажем, машиниста? Вряд ли. Знает твердо, что только лично все до места обязан доставить… Тогда что же?»
Никифоров давно был в доме, но свет в окнах не загорался.
«Спать, видно, завалился, — предположил Магура. — Уснет — потом не добужусь».
Он отошел от забора, но лишь только собрался перейти улицу, как дверь в доме отворилась и под бледный свет месяца вышел белогвардейский офицер.
Магура вновь прижался к забору.
«Ну и дела!» — от удивления чуть ли не вслух проговорил Николай.
Офицер мягко затворил за собой дверь, сбежал по ступенькам высокого крыльца и, оказавшись за калиткой, знакомым Магуре по службе на флоте жестом — ребром ладони — поправил на голове фуражку.
«Гвардейский «жоржик», — усмехнулся Николай. — Встречал таких на Балтике, кто шибко любит покрасоваться».
Дойдя до конца улицы, белогвардейский офицер быстро пропал за углом, словно растаял в ночи.
«Видно, квартирует у Никифорова, а мы про это не ведаем. Принудительно на постой без согласия хозяина поставили? Если так — явка провалена», — решил Магура.
Он вышел из-под яблоневых ветвей, пересек улицу и затем двор. Взбежал на крыльцо, приник ухом к двери, и та со скрипом отворилась, приглашая в дом.
«Как бы ненароком шишку на лбу не заработать».
Пригнув голову, он миновал сени и шагнул через порог. Отыскал на ощупь в кармане коробок спичек и собрался осветить себе путь дальше, как чуть не споткнулся о что-то лежащее на полу и загораживающее чуть ли не всю горницу.
Николай чиркнул спичкой по коробку и при неярком и блуждающем свете увидел распростертого на полу человека. Он лежал, уткнувшись лицом в половик, сжав пальцами край домотканого холста.
Отбросив сгоревшую спичку, Николай присел на корточки и, перевернув человека, узнал в нем хозяина явки.
Посиневшие губы Никифорова были полуоткрыты, точно недавний сотрудник трансчека хотел, но не успел что-то сказать, в остекленевших холодных глазах застыли немой вопрос и детское неподдельное удивление.