Эрлих обошел казарму и по вымощенной камнем дорожке двинулся к высокому зданию, где на трубе виднелся проржавевший, давно не действующий флюгер. Сейчас под дождем он жалобно скрипел, точно плакал.
«А были ли в Петрограде флюгеры?» — подумал Сигизмунд Ростиславович и не мог вспомнить: с каждым годом прошлое убегало от него все дальше.
— Здравия желаем!
Мимо, разбивая сапогами лужи, пробежали курсанты, одетые в красноармейские шинели, в ботинках с обмотками. Не было лишь петлиц со знаками отличия и звездочек на шапках.
«Пусть привыкают к ношению той формы, в какой им придется работать, — предложил полковнику Гросскурту старший инструктор школы «Валли». — И еще считаю необходимым, чтобы курсанты обращались друг к другу со словом «товарищ».
Предложение Эрлиха руководством «Валли» было принято, как были приняты и другие не менее ценные советы по подготовке курсантов к засылке за линию фронта.
Эрлих проводил взглядом группу. Захотелось подстегнуть курсантов, и Эрлих уже собрался прикрикнуть на них, когда из здания радиостанции выбежал обер-лейтенант Гюнтер Зейдлиц.
Он был без плаща и растерянно оглядывался по сторонам, словно искал кого-то.
Эрлих недолюбливал и сторонился Гюнтера. Племянник командира корпуса генерала фон Зейдлица, обер-лейтенант был переведен в «Валли» стараниями дядюшки и руководил функабвером, хотя ничего не смыслил в радиотехнике.
— Полковник у себя? — увидев Эрлиха, спросил Гюнтер.
— Да, — ответил Сигизмунд Ростиславович и кивнул в сторону главного корпуса.
Забыв поблагодарить и не обращая внимания на непрекращающийся дождь, Гюнтер поспешил к полковнику.
«Произошло что-то из ряда вон выходящее», — понял Эрлих и вернулся в казарму, где занимал отдельную комнату с широким окном, выходящим на строевой плац. Заперев дверь, он нажал кнопку на лампе-ночнике, и в комнате послышался приглушенный кашель. Следом звякнул стакан.
«Сейчас войдет Гюнтер», — подумал Эрлих и не ошибся. Из вмонтированного в лампу подслушивающего устройства раздался голос обер-лейтенанта, который пришел с докладом к полковнику Гросскурту:
— Они заглушили нашу передачу, господин полковник! А затем вышли в эфир сами! Вы можете прослушать контрольную запись!
— Поменьше эмоций, Зейдлиц. Поберегите нервы. Когда это произошло?
— Только что, буквально несколько минут назад! Пеленгаторы засекли местонахождение русской радиостанции. Это Нижняя Волга, точнее Сталинград! Значит, им известно, что Хорек находится в Сталинграде!
— Текст русской передачи с вами?
— Да, экселенц! Русские шлют Хорьку связника. Передали пароль, место и время встречи. И все от нашего имени! Если Хорек клюнет на приманку, он погиб!
— Я просил вас…
— Если бы у нас был дополнительный сеанс, мы бы предупредили Хорька о провокации русской контрразведки! Но Хорек слушает нас лишь по пятницам, а встреча намечена на воскресенье. Если бы резидент имел возможность сам выйти на связь…
— К чему ваши «если»?! Давайте разложим, как говорится, все по полкам. Итак, Хорек принял в эфире приказ русской контрразведки встретить связника и считает, что это связник абвера. Предостеречь его от необдуманного шага мы не в силах: слишком мало осталось времени… Хотя… Кто из наших людей специализируется на ночных прыжках?
— Швидченко, Опперман, Эрлих.
— Эрлих не в счет. Он еще нужен здесь. Швидченко… Больше всего боится вновь оказаться среди русских. А трусливый агент — плохой агент. Опперман…
— Он жил в Энгельсе, под Саратовом. В совершенстве владеет языком. За десять лет членства в «Народном союзе немцев, проживающих за границей рейха», досконально изучил обычаи своей бывшей родины.
— Предположим, мы выбрали Оппермана. Находчив, смел, оперативен, чего нельзя сказать о Швидченко. Но времени все равно слишком мало! Если даже Опперман будет благополучно сброшен сегодня ночью, успеет ли он к воскресенью добраться до Сталинграда и явиться на встречу с Хорьком?
— Вы хотите…
— Да, я хочу опередить русскую контрразведку. Иного пути для сохранения нашего резидента в Сталинграде не вижу. Такого шага с нашей стороны русские не ожидают. Опперман предупредит Хорька о затеянной с ним игре. Через двадцать пять минут Опперман должен быть у меня! Только бы он не опоздал и успел добраться до Сталинграда!
Последнюю фразу полковник Гросскурт произнес уже после того, как Гюнтер Зейдлиц покинул его кабинет, и Эрлих выключил подслушивающее устройство.
12