Штурман передал шифровки Васильеву, а деньги — Василенко. 10 мая состоялось очередное заседание комитета, в котором участвовали Шмидт, Дедов, Анна, Елена, Зуб, Чернов, Гвоздев, Иванов. Штурман доложил об итогах поездки, рассказал о новостях, которые узнал в Мариуполе, о начавшемся наступлении белых. Это подтверждалось и тем, что доносили телеграфисты Буртылев и Датченко, хотя последние номера белогвардейских газет молчат, видимо, ждут решающего успеха.
Тревожно было на душе у подпольщиков. Товарищи рассказали Штурману о трагедии в Батайске: весь президиум ячейки схвачен, по приказу генерала Покровского на базарной площади повешены четверо товарищей.
— Значит, восстание придется отсрочить, — сказал Васильев. — И нужно быть готовым ко всему. Мы должны проверить каждую ячейку. Многие наши товарищи сейчас в поездках — знакомятся с местными организациями. Думаю, что в недельный срок мы будем иметь все данные — самые последние, самые свежие. А через несколько дней у нас будет большая газета с названием «Красное знамя». Товарищ Василий, как дела в типографии?
— Усе гарнесенько, друзи. Газета будет. Правда, вот наш новенький работник пропал. Дело он знает отменно, руки золотые, но стал требовать за работу непомерную плату.
— Странный хлопец, — подтвердил Селиванов, — все спрашивает, спрашивает. Если бы не Абросимов, который уверяет, что Поддубного хорошо проверили, я бы посчитал, что он послан белыми. И жадный. Хоть бы те же деньги. Все время о них разговор…
— Словом, — подытожил Васильев, — наступает сложный момент. От нашей организованности, конспирации, от нашей преданности делу теперь зависит все. А что касается работника в типографии — направим Штурмана. После такого путешествия не грешно ему поработать и в «подземном аду». Тем более он специалист по смывке старых и подготовке новых паспортов.
Так Штурман вернулся в типографию.
В «подземном аду» царило радостное возбуждение. Сегодня новая газета — большая, четырехстраничная — будет готова! Но усталость брала свое. Когда Гриша поднялся в очередную смену наверх, Мария Николаевна дала сыну кружку молока и кусок хлеба. Уже темнело. Гриша взял еду и вышел во двор, присел на скамейке у крыльца, вдохнул всей грудью.
Казалось, вся Нахичевань пропиталась запахом сирени, в темноте ее не было видно, но ее грозди, Гриша знал, действительно всюду.
Немного отдохнув, он досрочно спустился в подземелье — не терпелось увидеть готовую газету.
К полуночи она была готова. Сделали оттиски всех четырех полос, занялись корректурой. Аболин удовлетворенно хмыкал, читая газету, правил немного. Вдруг со двора донесся какой-то шум и собачий лай.
— Поднимайтесь наверх, я сожгу оттиски, — сказал Григорий. Тщательно закрыв замаскированный вход в типографию, он тоже поднялся в квартиру. Товарищи раздавали карты.
Вдруг одновременно раздался стук в дверь и ставни. Мария Николаевна вышла в коридор.
— Кто там стучит? — спросила она.
Вместо ответа дверь слетела с запоров.
Сбивая хозяйку с ног, в дом ворвались белые. Впереди всех — Татаринов и Бордовсков.
Подпольщики сидели за столом с картами в руках.
— Встать! — приказал Татаринов, держа в руках пистолет. — Руки вверх!
Проснулись малыши, Клава и Ваня, подняли плач.
Татаринов взглянул на Бордовскова, тот с пистолетом шагнул к казакам у двери:
— Заткните глотки пискунам!
К малышам бросилась Мария Николаевна:
— Я сама… Я сама! Не плачьте, маленькие. Не плачьте! Дяди скоро уйдут.
Татаринов ухмыльнулся и, поигрывая пистолетом, подошел к стоявшим с поднятыми руками.
— Играете по большой? — ткнул он дулом пистолета Сашу Абросимова.
— Нет, — ответил Штурман, — мы без денег. В шестьдесят шесть.
— Ясненько. Доигрались. Начинай обыск, — приказал он казакам.
С кроватей на пол полетели подушки и матрацы, вытряхнули все содержимое из шкафа, обшарили все, что можно. Подпольщики старались казаться безразличными, хотя каждый шаг контрразведчиков больно отдавался в висках и сердце: типография!
Беляки были недовольны результатом, это было написано на их лицах. Татаринов подозвал Бордовскова и шепотом спросил:
— Выход из подвала?
— Да.
— А вход в подвал?
— Где вход в подвал? — громко спросил Бордовсков. — Кто здесь хозяин?
— Я, — отозвался Григорий, — ляда у стола.
Бордовсков чертыхнулся — оказывается, он стоял одной ногой на ляде. Григорий собрался с силами и сказал: