Особой шифровкой на имя Вольмера сообщалось, что Донбюро категорически запрещает использовать явочную квартиру Вернидуба для каких бы то ни было целей и оставляет ее за собой как резервную. На экстренный случай давался пароль на имя Ирины Шкориненко.
Поскольку попытка открыть новую типографию на Темернике не увенчалась успехом, решили купить в Берберовке — дачном предместье Ростова — дом, где в обстановке полной секретности для абсолютного большинства подпольщиков устроить типографию.
Александр Григорьевич Селиванов (Чернов) сообщил родным, что выезжает в Советскую Россию, а сам жил при типографии, как и остальные ее работники, не выходя из дому. Знала об этом только жена его, Юлия Петровна. Так появилась новая газета «Пролетарий», появились новые листовки, звавшие к свержению ига Деникина.
В городе было организовано бюро помощи заключенным, которым руководила Анна Ченцова. Когда дело арестованных перешло из контрразведки в судебно-следственную комиссию, председателю комиссии и ее членам были даны взятки. Благодаря этому получили разрешение передавать в тюрьму продукты питания. А там через надзирателя Зайцева установили связи непосредственно с арестованными.
12 июля был избран новый состав подпольного комитета РКП(б). Председателем избрали Вольмера, секретарем — Горбачик, в состав комитета вошли Романов, Пивоваров, Калита и другие товарищи.
Необходимо было кончать с предателями, оказавшимися теперь на воле, тем более стало известно, что Василий Абросимов уже как провокатор ездил по явкам Ростовского подполья в Екатеринодар и там выдал руководство местного большевистского подполья. Донбюро торопило с принятием мер, и военный чрезвычайный штаб взялся за дело.
Гункину и Войлоку, как отлично знавшим Абросимова в лицо, поручили привести приговор в исполнение. Сделать это оказалось непросто, потому что Абросимов если и появлялся на улице, то, как правило, не один — рядом были незнакомые люди, явно из белой контрразведки. И все же подпольщикам повезло. Они выследили предателя, когда он шел к тестю по 33-й линии. Гункин выстрелил, но, как выяснилось потом, неточно. Абросимов был ранен. Гункин и Войлок были арестованы и брошены в тюрьму. Судьба же Абросимова оставалась неясной: насколько серьезно он ранен, где находится.
Варя Глазепа, бывшая медсестра больницы Красного Креста, обошла все госпитали и больницы города. Следов Абросимова обнаружить не удавалось. (Только впоследствии узнали, что раненый Абросимов отлеживался у свояченицы и оттуда послал комитету угрожающее письмо: «Не будь я Абросимовым, если теперь не выжгу вас всех каленым железом!») Абросимов пошел в открытую.
Уничтожить его взялся новенький — Алексей Сидорчук. Он говорил:
— Мне сделать это легче, меня Абросимов не знает. Но мне нужны помощники, чтобы навели на него, подстраховали.
Пришлось создать группу для поиска и уничтожения Абросимова. А пока занялись Василенко.
Колин и Алексей пришли к нему домой.
— Емельян Василенко, тебя обвиняет комитет, — сказал Колин, — обвиняет в предательстве.
— Это неправда! — воскликнул Василенко. — Интересно, кто больше меня из нынешних вас сделал для подполья! Да мы еще с Мурлычевым!..
— Не смей трогать Мурлычева! Мурлычев — человек! Герой! А ты… Да что говорить!..
— Подожди, Колин, — остановил товарища Алексей. — Нам поручили вести следствие… А ты сразу — приговор!..
— Я докажу, что не виноват! — горячился Емельян.
— Ну и отлично, — согласился Алексей. — Едем в Новое поселение. Там, на явке, ты сначала приготовишь финансовый отчет. Потом расскажешь подробно обо всем, что было в тюрьме.
Сторожить Емельяна остался Колин. Все было спокойно. Такое поведение арестованного еще больше насторожило подозрительного Колина. Он стал следить незаметно за каждым шагом Василенко.
И на второй день, когда тот в полдень отправился в уборную во дворе (одной стенкой «домик» выходил в соседний двор), Колин засомневался: «Что-то подзадержался Емельян!». Он осторожно подкрался к строеньицу и услышал, как Емельян негромко говорил через щель в задней стенке уборной с неизвестной женщиной, видимо живущей в соседнем дворе. Емельян просил отнести кому-то записку, только что просунутую (так понял Колин) в щель. Куда? В любой ближайший полицейский участок! Колин подождал конца разговора, стремительно перескочил через изгородь и отобрал у перепуганной женщины записку, в которой Василенко сообщал, что он арестован большевиками и нуждается в помощи.