— Вы тоже на левый берег? — спросил врач капитана.
— Нет, здесь остаюсь.
Нечаев повернулся лицом к капитану: очень знакомый голос.
— Чья лодка? — поинтересовался врач.
— Корреспондентская, — ответил капитан. — На ней переправляем на левый берег написанное нами, корреспондентами, здесь за сутки. Редакция ведь там.
Нечаев, укладывая Емельяна в лодке, приподнял голову.
— Никак политрук Степурин?
— Точно, я... Постой, постой, — капитан вплотную приблизился к Захару. — Узнаю. Нечаев, да?
— И фамилию мою помните. Здорово, елки-моталки. Не забыли нашу берлогу под немцами.
— Такое, брат, не забывается. Жизнью ведь вам обязан.
— Выздоровели, значит? Кажись, плечо и ногу зацепило...
— Зажило... Усольцев, ну, который старшим на станции был, воюет?
— Вон он. Отвоевался.
Капитан шагнул в лодку и наклонился над лежащим Усольцевым.
— Здравствуй, Емельян. Что же это ты, а?
Усольцев никак не догадывался, кто это перед ним. Капитан вынул фонарик и осветил им свое лицо.
— Корреспондента Степурина помнишь? — Нечаев произнес в самое ухо Усольцева.
Емельян чуть качнул головой и закрыл глаза.
— Бедолага, — произнес Степурин и вышел из лодки.
Лодка уплыла к левому берегу...
Этого Усольцев не помнит. Кусок жизни вырван из его памяти. У танка в бездну провалился и только в полевом госпитале за Волгой выбрался из нее. Снова услышал голоса, правда, сквозь шум, стоявший в ушах, но услышал же. А главное — увидел. И поразился — никого из друзей... Куда подевались?.. И стрельбы не слышно. Как это так?.. Увидел девушку с белым колпаком на голове и, кажется, догадался, что попал в госпиталь. Попробовал приподняться, но так кольнуло в груди и в спине, что холодным потом покрылся. Страшное подумал: калека!.. Слеза покатилась по щеке. Потянул руку, чтоб стереть влагу с лица, снова боль ударила.
— Старайтесь не делать резких движений, — услышал голос сестрицы и, не поворачиваясь к ней, спросил:
— Долго мне лежать?
Сестра присела и, погладив его по руке, мягко сказала:
— Все будет хорошо.
Он, увидев ее юное лицо и ровный рядок белых зубов, впервые за все госпитальное время улыбнулся. Подумал: какая красивая и добрая... Она обязательно поможет скорее подняться...
И сейчас, под стук вагонных колес, Емельян вспомнил и ее, белозубую сестрицу, которая часто сидела у его кровати — поила, кормила и даже иной раз песенки пела...
Есть же на свете золотые люди... И Емельян стал вдруг вспоминать всех, с кем дружбу водил. Старался никого не пропустить. Начал с Истока, потом добрался до партизанщины и в Сталинград пришел... Собрать бы их всех вместе. Полк получился бы... Ну не полк, так батальон... И вот он снова один — ни друзей, ни знакомых. Как сузился мир! Был необъятный: от Волги до белорусской речки Птичь... А теперь в вагонную коробку втиснута его жизнь...