— Известно откуда — из Германии, дед Рыгор, из Германии, — в сердцах произнес Емельян.
— Михась мне сказывал, что в той Германии самые-самые ученые марксисты жили.
— Оно, конечно, рядом с добрым колосом и злое зелье растет. Гитлер, хвороба ему в печенку, хуже злой Натальи, у которой все люди канальи.
— Фашист он и есть фашист, — вздохнул Емельян и прилег на нары. Полежал этак с полчаса и вдруг сразу вслух произнес: — Эх, мне бы пару гранат.
— Чего-чего? — не расслышал дед Рыгор.
— Гранаты, говорю, мне нужны.
— Много ль надо?
— На первый случай хотя бы парочку раздобыть.
— Всего?
Емельян приподнялся на нарах:
— А что, может, заначка есть?
— Заначки нет, но гранаты имеются, — тихо произнес дед. — Михасев запас.
— Неужто имеются?
— Вот те крест. Германские...
— Сгодятся и германские.
— Так и быть, дам тебе две штуки. Только скажи, в кого собрался пулять?
— Говорил же вам, что в Поречье пойду... Там сгодятся...
— Не передумал все-таки?
— Нет, не передумал.
5
Покинул Емельян избу в час вечерний, когда лес вот-вот должен был погрузиться во тьму. Вышел на волю, поглядел на небо — не вызвездилось ли? — и перед дорогой присел на завалинку. Следом из избы вышел и дед Рыгор.
— Дождя, кажись, не будет, — сказал дед и сел рядом с Емельяном.
Помолчали, а поднявшись с завалинки, дед Рыгор спросил:
— Ничего не забыл?
Емельян, потрогав вещмешок, в котором лежали гранаты и автомат да краюха хлеба с салом, сказал:
— Все при мне.
— А хату моего сродного брата Архипа найдешь?
— Постараюсь, коль потребуется.
— Так и скажи Архипу: от Рыгора пришел. Он добрый старик, на постой пустит... Только про Михася ничего не кажи — не знаю, мол.
— Понял, дед Рыгор, понял.
— Тады пошли.
И дед Рыгор в роли направляющего пошел по тропинке, которой всегда хаживал, когда была надобность идти в Поречье. Эту лесную дорожку — самый кратчайший путь из леса к бубновскому большаку — знал только он один, ибо сам же ее и проложил. Вот и решил, чтоб Емельян не плутал, вывести его по этой тропе.
Шли молча, лишь изредка дед Рыгор наставлял:
— Дорогу-то запоминай. По ней же и возвертайся.
— Есть возвертаться по ней же!
— Смотри мне!
У большака остановились.
— Вон туды путь держи. — Дед Рыгор показал налево. — Прямиком иди — в Поречье упрешься... Ну, бывай!
Емельян обнял деда Рыгора, и так ему стало жаль расставаться со стариком, самым близким ему теперь человеком, что аж сердце защемило.
— Берегите, пожалуйста, Олесю, — прошептали Емельяновы губы. — Будет спрашивать про меня, скажите...
— Сам знаю, что сказать! Ты вот только возвертайся... и в целости...
Емельян повернул налево и грунтовым большаком подался в Поречье, а дед Рыгор потопал своей старой хоженой тропой. Невесело было на душе у старика. Беспокоила его неизвестность, в которую удалился Емельян. Как-то его встретит Поречье? Ведь не к теще на блины пошел...
Кончился лес, и большак вывел Емельяна к перезрелому нескошенному ржаному полю. Взял в руки колосок, а он пустой — осыпался, не дождался жнеца.
А где нынче жнецы? Нет их, война раскидала. А ржаное поле танки мнут да снаряды рвут.
Так, держа колосок в руке, снова тронулся в путь Емельян. Дорога повела его в горку, отчего он замедлил шаг, а когда поднялся на взгорок и посмотрел в сторону Поречья, совсем остановился: у горизонта небо высвечивалось огненным полукругом. Не иначе пожар!
И вдруг услышал голоса: то ли кто-то плакал, то ли причитал — не понять. Сошел на обочину в рожь и снова прислушался. Голоса приближались.
Емельян расстегнул вещмешок, сунул туда руку, чтоб на всякий случай быть готовым к действию с автоматом, и, опустившись на колено, приготовился к встрече... Но с кем — сам не знал.
Вот уже на дороге отчетливо вырисовались три темных силуэта: один большой и два маленьких. Вскоре Емельян точно определил — женщина с детьми. Она шла быстро, а ребятишки бежали трусцой.
Емельян привстал и пошел навстречу. Женщина, а за ней и дети шарахнулись в сторону. Все заголосили.