— И в Загалье есть, и у нас водится, — нарочито простодушно произнес Усольцев. — А в Млынке разве люд непьющий?
— Жадюги в Млынку.
— А что, потребность есть? — спросил Емельян шепелявого и в уме прикинул: этот должен нам пригодиться.
— Налей, — передернулся полицай, — душу рве, опохмелиться треба.
Емельян достал из торбы, прикрытой сеном, бутылку с желтоватой жидкостью и плеснул в алюминиевую кружку.
— Пей.
— Э не-е, шам хлебни, — прошепелявил полицай.
— Изволь, — Емельян сделал глоток и передал кружку шепелявому. Тот жадно высосал всю жидкость.
— Еще?
— Давай мне всю, — разозлился полицай.
— Много будет, — Емельян налил еще граммов полтораста.
Шепелявый захмелел. Язык совсем стал заплетаться. Можно было его запросто прикончить, за что возчики из Млынка сказали бы спасибо, но у Емельяна были свои виды на этого полицая. Кто знает, как дело обернется у элеватора, может, именно шепелявый подонок, идущий рядом с Усольцевым и Ермолаем, и усыпит бдительность немцев? Чем черт не шутит!
— Где ж ты зубы потерял? — поинтересовался Емельян.
— Ха-ат один охлоплей т-т-нул, — плел шепелявый.
— Что-что? — не понял Усольцев и только с помощью Ермолая разобрался: «Гад один оглоблей ткнул».
Полицай, невнятно бормоча про дружбу до гробовой доски, лез целоваться, но Емельян уложил его почивать.
Площадь у элеватора запрудили подводы. Усольцев, сойдя с телеги, окинул взором всех, кто был рядом, — никого подозрительного. А у самого элеватора, в том месте, где была арка, вход, горланили немцы.
— Вишь, сколь нагнали, — вполголоса произнес Ермолай. — Со всех сел. Плакал наш хлебушек.
— Подавятся! — бросил Емельян и пошел поближе к элеватору. Ему важно было в точности знать, что делают немцы. И он установил: одних возчиков свободно пропускают, а иных заставляют открывать мешки, в которые заглядывают и суют длинные шомпола. Вот те раз! Емельяну задачка: как через этот кордон мешки с минами пронести? А вдруг и ему проверку учинят? Тогда что?
Конец? Нет. Надо искать выход! Только без паники, спокойнее. Ага, кажется, есть... Нужен шепелявый. Где он? Емельян пошел к Ермолаю.
— Полицая не видел?
— Которого?
— Что дул наш самогон.
— Вона на своем возу дрыхне.
Подошел к нему. Растормошил.
— Цего надо?
— Самогон-первач киснет, — загадочно произнес Емельян.
— И где?
— В Загалье... У дружка... Поспеть надо... И тебе в Млынок привезу...
— Ну вежи.
— Надо побыстрее мешки сдать. Поговори с немцем, который у ворот стоит, чтоб вне очереди пропустил... Обещай шнапс.
— Это можно. — Полицай слез с телеги. — Поглязу тольки, хто там штоит.
Шепелявый пошел прямо к элеватору. Емельян не сводил глаз с него. Вот он подошел к одному из немцев и даже руку протянул... Ну, это хорошо... Немец заулыбался и одобрительно стал кивать головой. Полицай обернулся и взмахнул рукой.
— Эй ты, Жагалье, давай неси! — кричал шепелявый.
Емельян подошел к возу и коротко бросил Ермолаю:
— Берем «ум».
Ермолай понял. И они оба, взвалив на себя по мешку, в которых таились заряды, понесли их к элеватору. У самого входа Емельян сделал немцу поклон и отчетливо произнес:
— С добрым утром, гер комендант!
Почему «гер комендант», он и сам не знал, просто надо было польстить фрицу.
— Корошо, корошо! — немец махнул рукой во внутрь элеватора: мол, все в порядке, проходи.
Ермолай с Емельяном вошли в огромное чрево элеватора, где возвышалась гора зерна. Хлеб, добытый крестьянским потом, хлеб, которым можно было накормить сотни, нет, тысячи голодных! И он, этот хлеб, должен был вот-вот уплыть в неметчину, задарма достаться тем, кто уже обворовал всю Европу, а теперь обирает и Белоруссию... Так не пойдет! Вот Ермолай скинул свой мешок с плеч и вынул черную жестяную коробку, присыпав ее золотистым зерном. А Емельян пошел глубже в элеватор и сотворил то же самое.
Никто этого не видел. Мужики угрюмо заходили, молча, будто на похоронах, сыпали в кучу зерно и, потупя взоры, удалялись к своим возам. Еще сделали одну ходку Емельян с Ермолаем и тоже собрались в обратную дорогу.
— А шамогон игде? — не забыл шепелявый.
— Садись, поедем!
Полицай не согласился:
— Цасавому шнапш обещцал... Давай-давай.
— На, бери, — Емельян протянул полицаю бутылку. В этот момент раздался свист, за которым последовал выстрел, и визгом наполнилась элеваторная площадь. Появились конные полицаи.
— Никого не выпускать! — услышал Емельян чей-то повелительный окрик.