— Слыхал мой вопрос аль спишь? — не унимался Захар.
Боец Стариков, лежащий рядом с Захаром, прозванный всеми Бабулей, оттого что в любом разговоре ссылался на свою бабулю, которая постоянно сыпала поговорками, выпалил:
— Моя бабуля сказала бы: «Спячка напала, всех покатом поваляла».
— Дремлю потихоньку, — Емельян повернулся на левый бок, лицом к Захару.
— Ему бы поставить огромный памятник... И на каждой станции.
— Кому памятник? — сонно спросил Емельян.
— Ну тому умнику, который до дороги с рельсами додумался. Не будь его головы, на чем бы мы до фронта добирались? Пехом аль на телегах? Да и лежать вот в таком колесном домике одно удовольствие. Нет, братуха Емельян, скажу я тебе, что железная дорога — штука государственная. Вся Россия нынче по ней катается. Мы с тобой к фронту катим, а видел сколь эшелонов навстречу нам несется? Тьма! И все груженые — с добром, с людьми, даже со скотом. Сам видел: в вагоне, как наш, лошадей везли. Смехота: не конь везет, а его везут как поклажу... Вот что значит железная дорога!.. Верно говорю, Бабуля? А твоя бабуля что сказала бы?
— Где дорога, там и путь, — выпалил Стариков. — Поезжай скорее, так будет спорее!
Емельян уже не отвечал, он спал и ничего не слышал. Вскоре и Захар замолк: то ли мысль про железную дорогу иссякла, то ли тишина, воцарившаяся в вагоне, убаюкала.
Пока вагон катился по рельсам, весь первый взвод второй роты, куда был определен Усольцев, крепко спал. Может, конечно, кто-то и бодрствовал, но голоса не подавал. Стояла тишина. Только вагон, изрядно поколесивший по дорогам, скрипел и кряхтел, словно от натуги маялся. К таким звукам бойцы приноровились — спали хоть бы что. Но когда вагон крепко тряхнуло, с визгом лязгнуло железо — проснулись все.
— Сапожник! — услышал Емельян недовольный басовитый возглас, адресованный, конечно, машинисту.
— Как знать, а вдруг авария?
— Какая там к черту авария! Видишь, едем.
И пошло-поехало: каждый по своему разумению давал оценку железному лязгу. Один боец, видно, тот, что про аварию сказал, привстал и, устроившись на коленях, длинно говорил про случай, которому был сам свидетелем, — вагоны дыбом друг на дружку пошли.
— Врешь, дружище! — отрезал бас.
— Ей-богу, не вру...
Емельян, доселе молчавший, решил заступиться за бойца.
— Такое могло быть... И бывало... Зря вы его вруном обозвали...
Бас приподнялся и, бросив взгляд на Усольцева, как ни в чем не бывало сказал:
— А-а, партизан! Мой вам приветик!
Усольцев взвинтился:
— Меня, между прочим, зовут Емельяном Усольцевым.
— А по батюшке Степанович, — бас не унимался. — Как видишь, запомнил. А все потому, что товарища комиссара внимательно слушал, когда он про тебя нам рассказывал... Не обижайся, партизан! Я тебя так величаю из уважения.
— Ладно, — успокоился Емельян, — теперь вы назовитесь.
— Это можно. Только давай не выкать. Иван. Рядовой пехотинец.
— Фамилия?
— Иванов.
— А по батюшке?
— Иванович.
— Выходит, круглый Иван.
— Сообразительный ты мужик, Емельян. Поэтому зови меня просто Ваня.
— С каких краев будешь, Ваня? — подобрел голос Усольцева.
— Их казахстанских. Озеро Балхаш знаешь? Степь да ковыль, саксаул да полынь...
— Вижу. Есть в твоем лице раскосость.
— Это от матери-казашки.
— Ну вот и познакомились. Да, а делом каким занимался?
— Соль добывал да рыбу ловил.
— Знатное дело.
— Сам ловил и сам солил.
— А по-казахски можешь?
— И говорить, и петь, и бешбармак стряпать. Раздобудь мясо, такой приготовлю — пальчики оближешь. Читать люблю казахские книги. Особенно Мухтара Ауэзова. Слыхал про такого писателя? Перед самым вызовом в военкомат прочитал его повесть «Билекке-билек», что означает «Плечом к плечу»...
— Ты чо расхвастался, казах-рыбак? — оборвал Ваню рокочущий баритон, сильно окавший. Иванов огрызнулся:
— Человек спрашивает — я отвечаю. А ты, лесовод, жуй свой чеснок и не встревай.
— Ты что, лесовод да лесовод... От лесоводов пуще пользы, чем от рыбаков. Да чо ты про лес-то знаешь! На твоем солнцепеке одни закорючки растут.
— Ладно, ребята, не спорьте, — Емельян обернулся в сторону лесовода и подумал: «Так вот от кого давеча чесноком потянуло». — Что, брат, чеснок помогает?
— Разве не знаешь? От всех хворей. Никакой аптеки не надо. У меня дома все грядки чесноком высажены... Ем — и никогда не хвораю. Вот так... Запомни, это я тебе говорю.