— Понял, — произнес Емельян. — «Я» — это лишь буква в алфавите. Расшифруй!
— Это чо, можно... Ободов Роман.
— Во-во, Роман, — всплеснул руками Стариков-Бабуля. — Надейся, Роман, на свой карман!
— Чо верно, то верно, — парировал Ободов. — Мой чеснок в моем кармане!
— Если 6 в кармане, у него весь сидор набит этим добром, — Иванов старался уязвить Ободова. — Слышите, как воняет чесноком?
— Чеснок не воняет, а приятственно пахнет. Ты, рыбак, глубже вдыхай — здоровше будешь.
— Будет вам про чеснок, слушать противно, — оборвал спорщиков Нечаев. — У меня имеется иного плану вопрос. К Емельяну, конечно... Помнишь, Емельян, ты про кабак сказывал, про немецкий. Ты там вроде с ними пил... Расскажи-ка...
— С кем это «с ними»? — спросил Иванов.
— С немцами, конечно, — спокойно произнес Усольцев. — Случилось такое. Они меня шнапсом угостили, а я их минным зарядом.
— Елки-моталки! И что вышло? — допытывался Захар.
— Мокрое место... Был кабак — и враз богу душу отдал... Добротные мины у партизан... Дело прошлое... Я вам охотнее про Клима расскажу. Слышь, Климушек, вставай и слушай: что не так — поправишь.
Клим приподнялся, и все, кто был рядом, посмотрели на него так, будто впервые увидели, а ведь он в их взводе уже больше месяца, с того дня, как выписался из госпиталя. Но Клим больше молчал, о себе мало рассказывал, все присматривался к сослуживцам, искал, видно, человека, с которым можно было бы сдружиться, однако так никто ему и не пришелся по душе. И вот нагрянул как гром среди ясного неба Емельян — и к Климу пришло успокоение. Справедливо говорят: старый друг лучше новых двух.
— Было это на исходе лета, — при полной тишине начал рассказ Емельян. — Клим Гулько, выполнив задание своего партизанского командира, возвращался в отряд. Шел знакомыми тропами, лесом, а когда лес кончился, увидел озерцо. Обрадовался Клим: есть возможность воды испить! Но что это? На противоположной стороне озера кто-то в воде бултыхается. Пригляделся Клим: не понять, кто такой голяком прыгает в воде. Тихонечко, осторожненько, меж кустов пошел Клим вдоль берега на купальщика. Подошел поближе и видит: у берега конь пасется, рядышком одежда лежит. Сделал еще несколько шагов. Теперь точно увидел — шмотки немецкие. А из-под них торчит ствол автомата...
— Елки-моталки! — пропел Нечаев.
— Вот именно! — улыбнулся Усольцев. — Климу что было делать?
— Автомат брать! — сказал, будто скомандовал, Нечаев.
— Так он и сделал.
— Догадливый парень! — пробасил Иванов.
— А ты думал... Взял Клим автомат, а немец пока ничего не видит — задорно бултыхается... Теперь, может, сам доскажешь? — спросил Емельян Клима.
— Не, не... Я послухаю. Усе справедливо, — с белорусским выговором ответил Клим.
— Ну ладно... Клим крикнул: «Эй, фриц, плыви сюда!» Фриц замер на воде и уставился на Клима. «Ком», — уже по-ихнему скомандовал Клим.
Немец очухался — разобрался в ситуации — и, приплыв к берегу, поднял руки. Ну а дальше пошло чередом: поверх своей рубахи Клим фрицеву тужурку напялил, немцу же выдал его трусы, чтоб лес наш не срамил, в рот кляп вогнал, сел на коня, фрица же взял на привязь и велел ему пешим двигаться...
— Хитро! — восхитился Ободов.
— Не встревай! — взмахнул рукой Нечаев. — Что дальше-то было?
— А дальше Клим дернул поводья, и лошадь потопала. Ехал Клим кум королю: в немецкой одежонке чувствовал себя в безопасности. А когда к отряду приблизился, скинул вражью форму и на коне с голым фрицем на привязи к самой землянке подъехал... Ой и хохоту было!.. Шутки шутками, а немец-то ценным «языком» оказался: писарем в штабе карательного батальона служил, много знал! А командир отряда за смелый поступок Климу того коня подарил. Сказал: «Бери, лихой разведчик, гарцуй на лошадке по лесам!». Вот такая история...
— Елки-моталки, впервой вижу живого героя, — Нечаев протянул Климу руку. — Дай пожму руку!
Клим тисканул шершавую ладонь Захара.
— Ого-го! Силенка как у быка. Ты случаем не дровосек али кузнец?
— Партизан, — спокойно ответил Клим.
— А до того?
— Безработный.
Бабуля хихикнул:
— Без дела жить — только небо коптить.
— У нас безработных не было и нет, — пробасил Иванов. — Загибаешь, парень!
— Нисколечко. После школы не успел определиться — и война.
— Шутник, — впервые подал голос худощавый младший сержант Антипов. — Но герой!
— Это что, — сказал Усольцев и слез с нар, чтоб размяться. — Я еще не такое знаю про Клима. Поживем — расскажу.
— Давай, Емельян, сейчас, — оживился Захар.