— Ну хватит, — умоляюще сказал Клим. — Пора сменить пластинку.
— Давай меняй, — согласился Иванов. — Ставь свою... Про любовь и про девок.
— Про девок? — переспросил Ободов. — Не надо. Чо душу бередить... Забудь про них. Было дело, да сплыло... Баба не входит нонче в наш рацион.
— Ты так думаешь, лесовод? — не унимался Иванов.
— Ошибаешься. Девка мужику завсегда потребна.
— Оно так. Потребна, — дал о себе знать темный угол вагона, доселе молчавший. — Но где взять?
— Слышите, — Иванов аж ударил в ладони, будто зааплодировал, — Ермолаев очнулся. Про девок услышал — сон побоку. Силен!.. Ну что ж, могу совет дать. К старшине обратись: мол, есть желание утолить душу... Он тебе вместо сухого пайка и подкинет бабенку.
— Заместо пайка — не пойдет, — хохотнул Ермолаев. — Мужику сила нужна, а она откудова приходит? Из жи-во-та. А он, проказник, пищи требует.
— Ну и харчуйся... Набирай силу. Но о бабе забудь... Так и скажу старшине: Ермолаев отказывается.
— А я не откажусь, — вскрикнул Стариков-Бабуля. — Не пил бы, не ел, все б на милую глядел.
Слово за слово, и разговор, как и колесный перестук, катился, ширился, включая в свою орбиту даже самых стойких молчунов. Словесный костер то разгорался до высоких страстей, то на какое-то мгновение затухал, но окончательно не гас.
Если со стороны послушать — не определить, куда катил вагон. Опасность, которая была где-то впереди, будто тень в пасмурный день, спряталась, укрылась и не очень-то волновала бойцов. Они балагурили, острили, словом, жили сиюминутно. Правда, память иной раз подбрасывала такие сюжеты, от которых было не до шуток.
Боец с длинной фамилией Петропавловский, молодой и низкорослый, отчего шутники острили: «Ростом — вершок, фамилией — верста», — вдруг так тяжело и громко вздохнул, что даже говорливый Иванов осекся на полуслове и спросил:
— Что так тяжело?
— А-а... Так! — без охоты произнес Петропавловский.
— Приснилось дурное или вспомнилось горькое? — не отступал Иванов.
— Угадал...
Ваня Петропавловский обнял отца, расцеловался с матерью, бабушкой, с младшим братом и сестрой, положил свой узелок на телегу, которая уже ждала его, — и был готов отправиться в райцентр, куда позвала его, девятнадцатилетнего, повестка из военкомата.
Заголосили мать с бабушкой. Слеза покатилась и у отца. Он подошел к Ване вплотную, положил руку на плечо сына и сказал:
— Смотри мне... Будь мужчиной...
Отца пока на войну не брали. Он председательствовал в сельсовете. Мотался день и ночь: то заготовки, то посевная, то вдруг пожар на ферме... Сельсовет большой...
Однако отца взяли... Не успел Ваня вскочить на телегу, как к дому подкатила «эмка», из которой вышли двое — милиционер и штатский. Оба из райцентра — отец знал их.
— Здравствуйте! — отец первым поздоровался. — Сына вот провожаю... На войну...
Приезжие даже не взглянули на Ваню.
— Кто будет Петропавловский Евдоким Изотович? — спросил штатский.
— Ну, я... Не узнаете? Он самый...
— Вы арестованы! — и повели Евдокима Изотовича в «эмку».
За что? Никто не мог сказать. Но по селу прокатилась молва: «Наш председатель — враг народа».
Подобная молва уже не раз будоражила село. Ваня помнит, как в апреле тридцать седьмого, как раз перед майским праздником, ночью из дома увели дедушку, его любимого дедушку Изота. И никто не мог объяснить Ване, чем провинился дедушка. Твердили лишь два страшных слова — «враг народа».
— Какой же враг дедушка Изот, коль он герой гражданской войны? — спрашивал Ваня у отца, а тот разводил руками.
— Ну, папаня, — не отставал Ваня, — дедушка ведь порубан был беляками. Сам видел на его спине рубцы. А шашка, которую, как сказывал дедушка, сам товарищ Блюхер ему подарил, разве врагу давалась?.. Неправду про дедушку наплели... Давай, папаня, поедем в НКВД, растолкуем им...
Шли Ваня с отцом в райцентр, стучались в двери разного начальства, но всюду был один ответ: враг Изот Петропавловский.
Сгинул дед, пропал. И никаких известий.
Теперь вот отца увезли. Кто за него заступится? Мама убивается. Кто ей поможет с бедой справиться? Ваня ж на фронт едет — там тоже беда...
Ваня и представить себе не мог, что его отец — честный и добрый — мог быть врагом. Весь сельсовет знал Евдокима и верил ему, люди шли к нему со своими радостями и бедами, звали на свадьбы, на поминки, на крестины... Сельсовет исправно работал: с посевной завсегда управлялся, с государством аккуратно рассчитывался, мясо и зерно первосортное поставлял...
— Ну скажите мне: где правда?