До роты добрались еще затемно. Наткнулись на голос:
— Стой! Не шевелись!
Остановились и обрадовались: голос-то свой, русский. Объяснили что к чему и вскоре оказались в блиндаже ротного командира, а тот немедленно вызвал взводного Брызгалова и санинструктора Чижову.
Катюша тут же взялась за политрука, а Усольцева увел лейтенант. Перед уходом Емельян обнял Степурина.
— Ну, бывай... Выздоравливай...
Степурин, до пояса оголенный, прижался к шершавой шинели Усольцева и у самого уха спросил:
— Воду-то где раздобыл?
— В Волге, — ответил Усольцев и перешагнул порог блиндажа. Он уже не слышал слов, сказанных политруком:
— Надежный мужик... Уралец... Писать надо, писать...
7
Лавина огня обрушилась на взвод лейтенанта Брызгалова. Взахлеб хлестал пулемет. Шага нельзя было сделать — всюду пули доставали. А двигаться необходимо. Уж очень неудобную позицию занимал взвод: отделения, а их осталось всего-то два, располагались в длинном деревянном бараке, за стенками которого весьма неуютно было — их легко прошивала любая пушчонка, да и пули пробивали. Немцы же засели в двух каменных зданиях — одноэтажном и трехэтажном, что напротив барака. Оттуда и били по взводу. Особенно лютовал трехэтажный дом.
— Мы, — докладывал ротному лейтенант Брызгалов, — прижав хвосты, сидим в собачьей конуре. Может, хватит прозябать? Не пора ли занимать фрицевы апартаменты?
Резонно рассуждал взводный, но поди сунься — положишь всех оставшихся в живых. Тут что-то хитрое надо придумать: не в лобовую с расхлестнутой грудью в атаку идти, а умный маневр разыграть.
— Имеется толковая мысль, Паша? — спросил ротный лейтенант.
— Есть такая!
— Тогда действуй!
Именно в этот день и даже в этот час, когда у лейтенанта Брызгалова окончательно созрел план действий, подвернулся Усольцев. Взводный подумал: сам Бог прислал мне его!
— Эту занозу-пулемет надо выдернуть, — сказал Брызгалов.
— Что мешает? — поинтересовался Усольцев.
— Кочует гад по всему дому. То с чердака бьет, то по этажам гуляет. Неуловим.
— А если к нему подкрасться?
— Ну-ка, ну-ка... Каким образом?
— Проникнуть в одноэтажку и оттуда шибануть.
— Молодец! И я так считаю... Но в одноэтажном, кажется, тоже фрицы сидят. Как их оттуда выкурить?
— Подумать надо.
— Думай, Усольцев, думай! Только живей. А взводный уже принял решение: со всего имеющегося в его распоряжении стрелкового оружия ударить по пулеметному гнезду, а в это время как бы под прикрытием огня попытаться незаметно продвинуться к одноэтажному особняку и проникнуть в него. Риск, конечно, но здравый.
— Тебе поручаю это дело, — лейтенант взглянул в лицо Усольцеву. — Как считаешь?
— Попробую...
Усольцев основательно подготовился к вылазке: набил диски патронами, подсумки наполнил гранатами, а главное — познакомился с напарником бойцом Клиновым, который только что появился во взводе, прибыл с новым пополнением. Старичков-то мало осталось, кого куда раскидало: одних — в госпиталя, другие, как Ободов или балхашский рыбак Иванов, пали смертью храбрых. Теперь вот новички, еще не нюхавшие пороху, прибыли в эту мясорубку. Усольцеву хотелось сразу понять: каков этот Клинов? Кажется, парень откровенный, сразу правду выложил: в Сталинград прибыл из мест заключения. Удивился Усольцев. Клинов заметил, как он поднял брови.
— Не сумлевайся, не подведу. По глупости в отсидку влип. Ну, пырнул одного ублюдка под ребро.
— Теперь фрица надо пырнуть.
— И пырну.
— Сидел-то где? — поинтересовался Усольцев.
— Дома. Про Самару-городок небось слышал. Там жил, там и сидел. Ты не бывал?
— Не доводилось... Волжанин, значит?
— Я от Волги ни на шаг. Она моя.
— Наша, — добавил Усольцев и помог Клинову подогнать снаряжение, чтобы, как он выразился, ничто не бренчало.
К вечеру взвод открыл огонь по трехэтажке. Усольцев с Клиновым, выскочив из барака, припали к земле. Улица встретила их октябрьской слякотью — моросил дождик. Самое опасное место — оголенную площадь перед разваленным домом — они преодолели стремительной перебежкой. У развалин остановились, огляделись и определили новый рубеж для броска — трансформаторную будку, которая маячила рядом с особняком. К ней и поползли. Усольцев ловко работал всем телом, двигался быстро и бесшумно. У Клинова, конечно, хуже получалось с передвижением на четвереньках: то ему мешали камни да кирпичи, усеявшие улицу, то подсумок давил в живот, но он старался, а когда, как и Усольцев, дополз до будки, совсем запыхался.