— Что с Кравцовым?
— Скончался, — доложил фельдшер с батальонного медицинского пункта. — У меня на руках... Пуля в сердце вошла...
— Где он?
Фельдшер показал на топчан, на котором лежал закрытый плащ-накидкой капитан Кравцов. Полковник подошел и склонил обнаженную голову.
— Эх, Павлуша, чего же это ты так, а? Немчуры вон сколько... Кромсать их надо... А ты споткнулся...
Полковник повернулся и, будто разыскивая кого-то, быстрым взглядом пробежал по лицам всех, кто стоял здесь навытяжку, спросил:
— Где ординарец?
— Я здесь, — отозвался Усольцев.
— Не тебя надо, ординарца комбата Кравцова.
Из-за спины молодого лейтенанта — адъютанта старшего батальона — вынырнул низкорослый, с красным лицом боец и представился.
— Где был, когда комбата пуля-дура достала?
— При них, товарищ полковник.
— И не уберег, не прикрыл. Эх, растяпа! — махнул рукой полковник и, обращаясь к молодому лейтенанту, распорядился похоронить комбата с почестями, с ружейным салютом.
В дверях появился старший лейтенант с перебинтованной правой рукой, а его скуластое лицо было так изрисовано сажей и копотью, будто он сквозь дымоход продрался. Заметив командира полка, приложил забинтованную кисть к виску и доложил:
— Старший лейтенант Киримжанов, заместитель командира батальона по политчасти.
— Ранило?
— Два пальца оторвало... Осколком...
— Жить будешь, — сказал полковник. — Почему такой чумазый? Где был?
— Во второй роте.
— Ну и как там? Кто командир?
Киримжанов попросил воды, ординарец комбата протянул ему фляжку. Жадно глотая холодную воду, он напился, утер рукавом шинели губы и подбородок, доложил обо всем, что пережила рота за несколько часов. Мины и снаряды искромсали весь ее передний край. Никаких строений не осталось — все развалены. В груды кирпича превращены и трехэтажный дом, и одноэтажный особняк.
Усольцева передернуло: вспомнил жителей, которые ютились в подвале, и черноглазого Додика. Неужто завалило? Не выдержал, подошел к полковнику и козырнул:
— Разрешите обратиться?
— Что стряслось?
— В трехэтажном — люди... В подвале... Я там был... Позвольте... Я мигом...
— Куда? Погоди... Разберемся... Докладывай, старший лейтенант.
— Однако рота выстояла, хорошо укрылась, — сиплым голосом произнес Киримжанов.
— Попей еще, — посоветовал полковник, и Киримжанов с удовольствием опустошил флягу.
— Только один раз мина угодила прямо в изгиб траншеи. Троих бойцов покалечило, а командира роты капитана Дмитриева разнесло совсем... В клочья... Потом фрицы пошли в атаку. Командование ротой принял командир первого взвода старший лейтенант Брызгалов... Молодчина... Какой огонь он организовал!.. Немцев полегло — уйма... И вторую атаку отбил. И третью... Командир что надо! Потом рота перешла в контратаку — немцы-то ослабли — и добилась успеха: с соседом слева состыковалась.
— Это точно?
— Я же оттуда иду. Вот этой рукой, — Киримжанов показал полковнику левую руку, — обнял командира соседней роты. Теперь немцы отодвинулись от Волги.
— Ну молодчина Брызгалов. Вот это красный командир!
— Это мой командир, товарищ полковник, — обрадованно произнес Усольцев.
Полковник взглянул на Усольцева, одобрительно кивнул головой и, обращаясь к Киримжанову, спросил:
— Кого на батальон поставим? Как думаешь?
— Думать нечего, старшего лейтенанта Брызгалова.
— Не рановато ли? — возразил адъютант старший. — На роте без году неделя...
— Старший лейтенант Брызгалов — голова, — нарушил субординацию Усольцев и встрял в разговор. — Храбрый и воевать соображает.
— Вот видишь, — полковнику понравились слова Усольцева, — что подчиненный говорит о своем командире. Такое заслужить надо... Решено... Вызовите на КП Брызгалова...
Командирская стезя Брызгалова резко пошла в гору. В течение одного дня и ротой покомандовал, и батальон принял. Такое только в бою возможно. Бой каждому место найдет: кого в бездну кинет, а кому дорогу наверх определит. О тех, кто быстро в гору идет, обычно говорят — везучка. Возможно, отчасти и такое бывает, но чтоб везло, надо жить с понятием, без хитрых выкрутасов, дело вершить по уму и совести, не в кустах прятаться, а идти на приступ любой невзгоды смело и даже отчаянно, как Брызгалов. Кто ему приказывал в тот критический момент, когда рота, прижатая к земле вражьим огнем, осталась без командира, произнести во весь голос: «Слушай мою команду!..» Совесть, да, именно она, которую еще с младенчества с молоком матери Паша Брызгалов впитал. Она всегда была при нем: и когда сталь варил, и вот теперь в кромешном Сталинграде. За это и уважал Усольцев своего командира. Да и сам Емельян из той же породы. Может, поэтому и ему все-таки везет: в каких только передрягах не побывал, а живой. И даже сегодня, когда мимо своей воли в ординарцы попал — что в тупик врезался! — все-таки снова на свою дорогу вышел. Нежданно-негаданно. Когда полковник Белых спросил Брызгалова: кто взводом будет командовать, последовал ответ: Усольцев! Чтоб красноармейца на взвод — невиданное дело! Однако Брызгалов доказал полковнику свою правоту, и тот тут же ординарца превратил в командира взвода. Чего только не бывает в боевой обстановке!