— Они, что, правда… помогают?
— Ты же видел.
В его желтых глазах было недоверие:
— Так-то оно так… Но плата…
— Я обещал расплатиться, и я расплачусь — когда придет срок. Все будет хорошо.
Внутренний двор Университета встретил солнцем и утренней прохладой. Хотя лето уже наступило, по утрам было еще здорово свежо. Даже здесь чувствовался терпкий запах моря, и роса на камнях казалась мелкими брызгами, оставшимися от прибоя.
Секунданты Одди Кронкера уже прибыли. Их было семеро. Ну, в общем, неплохо, их не слишком много; если после убийства Кронкера возникнет конфликт — Алые справятся. С людьми Кронкера молодой да бойкий священник — это, безусловно, для того, чтобы меня отпевать, хотя отпевать тут не принято, тут какие-то другие ритуалы. Простые уверены, что Кронкер порешит меня сегодня. Сам бретер расхаживал по двору, разминал левую руку, делал ложные выпады, обводы, парировал воображаемой шпагой, приседал, чуть ли не пластался к земле. Думал, видимо, что поединок состоится прямо тут, на дворовых булыжниках. Раз-два, обвод, укол, и господин архканцлер, его сиятельство, улетает на небеса.
Эскорт архканцлера — десять Алых — тоже были на местах. Застоявшиеся лошади беспокойно ржали, били копытами. Моя карета — черная, без гербов и украшений, с парой запасных лошадей, тоже была снаряжена.
Кронкер покосился, затем вернулся к экзерсисам. Он бился с тенью, и, судя по небрежности, какой-то невысказанной насмешливости его движений, тень эта была крайне хреновым фехтовальщиком. Ну, как я.
Молодой да бойкий священник приблизился упругим шагом, отвесил полупоклон, сказал проникновенно:
— Ваше сиятельство господин архканцлер не желают ли вознести молитву?
Я с любопытством заглянул в голубые прозрачные очи клирика.
— Желают, разумеется, желают. Сразу, как я убью герцога Кронкера, я вознесу благодарственную молитву Ашару за избавление Санкструма от негодяя самой первой масти.
Он удивился, но ничего не промолвил. Отошел к группе Простых, что-то им пояснил. Они, в свою очередь, подозвали Кронкера. Я помахал им рукой и ступил на подножку кареты.
— Сейчас все вместе отправимся к месту поединка, — крикнул громко.
— А разве… — воскликнул священник.
— Нет, — сказал я. — За городом. Люблю драться на свежем воздухе, среди полей и рек. Следуйте за моей каретой, господа!
Мы выехали. Я был в карете один, если не считать шпаги, заранее положенной Бришером. Это была хорошо сбалансированная, с неброской гардой шпага, видавшая виды и — явно — не раз пившая кровь.
Сегодня с ее помощью мне придется убить человека. Убить, не ранить, не изуродовать — потому что если не убью, мой обман насчет дуэли будет вскрыт и моя репутация пострадает. И, поскольку я уже убивал в этом мире, думаю, мне не составит труда совершить еще одно убийство. По крайней мере, особого волнения при этой мысли я не испытываю. А вот при мысли о том, куда и к кому еду мороз начинает пощипывать мою кожу.
Бришер — добрая душа! — положил объемистую фляжку с виски, и я время от времени прикладывался к ней, и мир ненадолго становился ярче и веселее. И отпугивали призраков моих снов, Стражей, чьи голоса я слышал с каждой ночью все сильней.
Город затаился. Так всегда бывает перед грозой… или перед сменой власти. И перед большим розыгрышем призов, который пройдет завтра. Сегодня день тишины, никаких билетов уже не продают. Зато вчера… о, какое столпотворение было на площади перед Университетом вчера, в последний день продаж. В сундуки господина архканцлера упало не менее двадцати тысяч в золотом эквиваленте. Как уже говорил ранее — деньги в Санкструме были. Их несли все — и бедные, и богатые, и даже из припортового нищего квартала подтянулись отставные морячки и плохо замаскированные упыри — Палачи, Страдальцы и Печальники, и крестьяне из окрестных деревень нагрянули. Всех наделил билетам добрый архканцлер. Почти всем хватило. И ровно в двенадцать часов ночи продажи прекратились. Завтра розыгрыш. И раздача призов. И обязательно — репортажи в моей газете, чтобы не распространились толки, дескать — архканцлер обманывает. О нет, треть денег я пущу на выплаты. А через полгода устрою еще один розыгрыш, чтобы поправить финансовые дела государства. Все — как в европейском средневековье, когда монархи решали с помощью лотерей денежные проблемы. Куда легче провести лотерею и забрать деньги добровольно, чем ввести новый драконовский налог и озлобить население.
Мы выехали за город, карета затряслась по выбоинам Серого тракта, и тут нервы у секундантов Кронкера не выдержали: ко мне подскакал давешний священник, постучал в окошко вежливо: