Новый взгляд на меня. Странный, но по-прежнему искрящийся.
— Не понимаю тебя! Ты чудной! Если бы я не видела тебя в деле, решила бы, что ты трус… Ты боишься, я это ясно вижу, но ты не трус. И сейчас ты идешь на смерть ради друга. Ты чудной, серый волк… — Она схватила меня за руку, сжала ладонь крепкими пальчиками, приблизилась вплотную, запрокинула голову на миг — я увидел полураскрытые, зовущие губы. — Ты вкусно пахнешь…
Я стиснул ее ладонь крепче, чем планировал, но она не попыталась освободиться. Так мы и шли рядышком, держась за руки, как влюбленные подростки.
— Ты тоже пахнешь намного лучше придворных дам…
— Х-хо! Они редко моются… Они пахнут ношенным бельем и мерзкими притирками и мазями, которыми пытаются заглушить свою вонь… Твой Варлойн воняет… А мы моемся каждый день, даже в походе, даже зимой!
— Разумное мероприятие. Я тоже стараюсь мыться каждый день.
— Ты не похож на местных!
О! Хм… Действительно.
— Я из далеких краев.
— С окраины Санкструма?
— Еще дальше… — Что будет, если я признаюсь, что являюсь крейном? Как она отнесется к переселению душ? Что говорит на этот счет ее религия?
Она помолчала, затем мягко высвободила руку и сказала голосом, который вдруг потерял свою жесткость:
— Знаешь, если мы сегодня управимся как нужно, я хочу провести ночь на хорошем шелковом белье и мягкой перине. И не одна. Нет, далеко не одна…
Теплая волна захлестнула стремительно, перехватила горло, так, что в первое время я мог только хрипеть. Пришлось сделать паузу и набрать воздуха в грудь, чтобы слегка прийти в себя.
— Давай доползем до вечера.
Она отстранилась, замерла. Я замер тоже. Какой-то миг ее глаза изучали мое лицо, затем на губах заиграла усмешка.
— Ты прав, серый волк. Давай доползем до вечера! А сейчас мы вспрыгнем в седла и поскачем к порту!
Я вздохнул до того тяжело, что она все поняла: есть такие женщины, что способны читать мужские мысли. Их мало, но даже на Земле я с ними сталкивался.
— Ты… не умеешь ездить верхом?
— Там, откуда я прибыл, люди обычно ездят в каретах.
Ее лицо скривилось, на губах заиграла презрительная усмешка:
— Может, у тебя есть хворь, что не позволяет ездить верхом? Да-да, я слышала про таких мужчин… Каждые полчаса им нужно в кусты! А еще — х-хо! — плоть их не может восстать и остается вялой даже от самых умелых ласк!
Я сказал терпеливо:
— У меня нет простатита. Я просто не умею ездить верхом.
— Чушь! Прыгай в седло, я тебя обучу!
Прыгай в седло? Легко сказать. Я-то прыгну, и даже, возможно, перепрыгну, но отбитые ребра — это то, чего не могу позволить сегодня.
— С превеликой радостью, Атли, я приму от тебя уроки верховой езды. Но не сегодня. Боюсь, если мы начнем обучение сегодня, мы не успеем к вечеру в порт. Мы поедем в карете.
Она произнесла что-то на степном наречии, покачала головой, закатила глаза. Человек, не способный держаться в седле, был подобен для нее инвалиду.
Больше она не держала меня за руку. Мы приблизились к конюшням порознь.
У главных ворот комплекса конюшен — длинных одноэтажных бараков из красного кирпича — толпились придворные крысы, и я не придал этому значения, привык, что они кучкуются то здесь, то там, занятые пожиранием падали. Но толпа была изрядная, человек сто или более, и это должно было меня насторожить.
Не насторожило.
Из толпы стремительно выдвинулся мужчина, одетый с вызывающей роскошью — позолоченный багровый плащ, такой же камзол с голубой лентой через грудь, простроченные серебряными нитями штаны, пряжки на сапогах золотые.
По тому, как среагировал мой авангард, я понял, что мужчина — не последнее лицо в империи. Ему не заслонили путь к моей персоне, даже чуть-чуть отстранились. Мужчина приблизился, шпага на его боку колыхалась, нервно постукивая по замшевым голенищам сапог. Еще одна имперская регалия? Что-то вроде польского Щербеца или французского Жуаеза — знатных мечей своего времени?
Блоджетт позади заквохтал, и я понял, что дело пахнет керосином, но не успел среагировать. Мужчина, приблизившись на два метра, швырнул мне под ноги перчатку и возвестил благородным басом:
— Я Хэвилфрай, единокровный брат принца Мармедиона, которого ты оскорбил прилюдно! Он слаб и не способен отстоять свою честь! Я сделаю это за него. Я объявляю тебя, Аран Торнхелл, жалким трусом и негодяем и вызываю на бой. Здесь и сейчас!