Было ли специальное постановление Политбюро о вводе войск? Сейчас нельзя дать точного ответа — протоколы заседаний за этот год еще не рассекречены. Но то, что ввод войск в МНР санкционировался Сталиным, — несомненно. Директива Сталина командующему войсками Забайкальского военного округа была. В этом документе хозяин кремлевского кабинета писал:
«Первое. Пакт о взаимной помощи гарантирует нас от внезапного появления японских войск через МНР в районе Байкала, повторяю, Байкала, от перерыва железнодорожной линии у Верхне-Удинска и от выхода японцев в тыл дальневосточным войскам.
Второе. Вводя войска в МНР, мы преследуем не цели захвата Монголии и не цели вторжения в Маньчжурию или Китай, а лишь цели обороны МНР от японского вторжения, а значит, и цели обороны Забайкалья от японского вторжения через МНР».
Сталин приказал — Ворошилов выполнил. Слишком большая ответственность для Наркома Обороны принять самостоятельное решение и ввести десятки тысяч бойцов и командиров на территорию другой страны без санкции «хозяина». Верил ли Ворошилов в «заговор» в Улан-Баторе? Думается, что нет. Слишком хорошо знал он кухню репрессий в РККА и методы работы советников НКВД в Улан-Баторе, расчищавших Чайболсану путь к диктатуре. А вот новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников мог и поверить в информацию о «заговоре», как поверил он в виновность Тухачевского, когда присутствовал на знаменитом процессе.
В середине августа телеграфная линия между Москвой и Иркутском работала с полной нагрузкой. Из генштаба в штаб округа поступали шифрованные директивы о формировании группы войск усиления монгольской армии, переформировании стрелковых дивизий и механизированных бригад, формировании новых кавалерийских и авиационных частей. В округе готовились к крупнейшей после гражданской войны переброске войск. Десятки тысяч бойцов и командиров, сотни танков и орудий, тысячи автомашин должны были скрытно сосредоточиться у советско-монгольской границы для дальнейшего продвижения на территорию МНР. К 20 августа 36-я стрелковая дивизия округа, дислоцировавшаяся в Чите, была переформирована в моторизованную дивизию. Для быстрого перемещения по обширным степным просторам Монголии частям дивизии были переданы пять автомобильных батальонов. Была переформирована по штатам военного времени и приспособлена к действиям в монгольских степях и 32-я механизированная бригада, выделенная из 11-го механизированного корпуса.
Для всех мероприятий, связанных с переформированиями и передвижениями частей округа к границам МНР, был создан режим строжайшей секретности. Даже в совершенно секретном приказе войскам округа об организационных мероприятиях, проведенных по особым указаниям Генштаба РККА, вместо пункта новой дислокации переформированных частей стояла фраза: «Дислокация по особому указанию Генштаба РККА». Делалось все возможное, чтобы скрыть переброску крупной группировки войск на территорию Монголии.
Передвижение частей к монгольской границе началось 20 августа. Первыми начали марш на юг по старинному тракту Улан-Удэ — Кяхта 36-я моторизованная дивизия и 32-я механизированная бригада. Спешили, стремясь к «9 сентября» выйти в намеченные пункты, чтобы прикрыть восточные и юго-восточные границы МНР от возможного «вторжения». Из частей округа была создана группа усиления монгольской армии. Командующим группой был назначен комдив Конев — будущий Маршал Советского Союза, комиссаром группы — корпусный комиссар Прокофьев. Через год в июне 1938 года Конев в одном из своих докладов в Москву так оценивал тревожную обстановку августа 1937 года: «Известно, что опоздание с вводом войск РККА в МНР на 8 — 10 дней могло изменить обстановку не в нашу пользу, так как банда шпионов и японских агентов Гендун, Демид, Даризап готовила переворот в МНР 9 сентября, в этот же день должен был состояться переход границы японскими войсками». Вполне возможно, что комдив, не посвященный в высшую политику Москвы и Улан-Батора, искренне верил в существование заговора.
Подразделения 36-й дивизии ночью ушли из Читы. И чтобы скрыть от японской агентуры, а в крупных городах Забайкалья она конечно имелась, и от жителей Читы уход дивизии, на ее место из Иркутска были переброшены части 93-й стрелковой дивизии. Эта дивизия получила номер 36-й дивизии. В освободившиеся казармы в Иркутске были переброшены части 114-й стрелковой дивизии. Эта дивизия также была переименована в 93-ю дивизию. В штабе Забайкальского военного округа делали все возможное, чтобы скрыть переброску войск в Монголию. Передвижением войск в Забайкалье руководили командующий войсками округа командарм 2-го ранга Великанов и начальник штаба округа комдив Тарасов.
Утром 27 августа на монгольский аэродром Баин-Тумен приземлились 52 советских самолета. На следующий день части Красной Армии пересекли монгольскую границу. 36-я дивизия и 32-я механизированная бригада выступили из Кяхты на Улан-Батор. В этот же день из Соловьевска по Эренцабскому тракту на Баин-Тумен начали движение два кавалерийских полка кавалерийской бригады. Штаб группы усиления, расположенный в Улан-Баторе, был связан телеграфной линией с Москвой. Шифрованные оперативные сводки о движении войск по территории МНР, подписанные Коневым и Прокофьевым, два раза в день передавались в Москву, начальнику Генштаба РККА командарму 1-го ранга Шапошникову.
Днем 29 августа стрелковый полк и разведывательный батальон дивизии подошли к Улан-Батору. Марш прошел нормально, и в сводке № 05 отмечалось: «Отставших и аварийных машин нет». В этот же день на дневку западнее Улан-Батора расположились и части 32 — 1 механизированной бригады. Кавалерийские полки продолжали марш по тракту на Баин-Тумен. График перемещения частей усиления выдерживался. Но при движении по дорогам Монголии не принимались в расчет никакие местные или национальные особенности. И в монгольских степях решали и командовали, как у себя дома. Вот один из примеров. Конев 29 августа сообщал в шифровке по прямому проводу комкору Фриновскому, что части 32-й бригады при движении к месту дислокации достигли местечка Чойрин. «К западу в 3 километрах от Чойрина — Чойрин-хид (монастырь), где имеется колодец. Больше воды в районе Чойрина нет». При движении по безводным степям Монголии малочисленные колодцы были единственными местами для размещения войск. Этим и решили воспользоваться. В донесении указывалось: «Монастырь Чойрин-хид имеет около ста отдельных построек, где проживает до трех тысяч лам (монахов). При выселении лам можно разместить стрелковый полк». Куда уйдут три тысячи местных жителей и где они будут жить — об этом не думали.