Но все-таки обвинения с этого японского офицера не были сняты. После разгрома Квантунской армии в августе 1945 года он был взят в плен и отправлен в один из сибирских лагерей. В официальной истории Службы внешней разведки говорится, что внешняя разведка разыскала его среди сотен тысяч военнопленных. Говорится также, что «по его делу было проведено новое следствие, которое полностью опровергло выдвинутые ранее против него обвинения, признав их несостоятельными и надуманными». Никаких документальных доказательств, подтверждающих этот тезис, в очерке нет. Трудно поверить, что сразу после войны всесильный Берия согласился, а без его согласия подобное дело тогда не пересматривалось, на пересмотр такого дела, тесно связанного с групповым делом сотрудников ИНО. Так что сидел бедняга в лагерях наверняка по полной программе до 1954 года, то есть 9 лет. Вот такая была своеобразная плата за многолетнее сотрудничество с политической разведкой. Хорошо хоть во время массовой реабилитации выпустили.
Пока Шебеко добирался домой из Токио, на него уже готовилось следственное дело. 26 марта заместитель начальника 2-го отделения ИНО оформил «Постановление о заведении следственного дела». В этом документе он пишет, что, рассмотрев следственные материалы на Шебеко, он нашел, что Шебеко «в период своей работы за границей долгое время находился в тесных дружеских отношениях с ныне разоблаченным врагом народа Юреневым» (посол СССР в Японии). Обвинялся Шебеко и в том, что, будучи резидентом НКВД в Токио, «он вел разведывательную работу, направленную по пути развала и самоликвидации резидентуры», и что основной и почти единственный его агент «Кротов» — «явная японская подставка, через которого Шебеко в течение ряда лет передавал крупные дезинформационные материалы, пытаясь ввести в заблуждение органы НКВД и военное командование СССР». В «Постановлении» утверждается, что такими дезинформационными материалами, как якобы установило следствие, являются все присланные Шебеко так называемые «мобилизационные планы японской армии». Вот такой букет обвинений был выдвинут против токийского резидента.
Основанием для таких обвинений были показания Клётного, которые он давал после того, как из него выбили признание, что он японский шпион. В «Постановлении» для доказательства обвинений против Шебеко приводится одно из показаний Клётного: «Шебеко является агентом, и я являюсь агентом, поэтому материалы, представленные им, должны быть дезинформационными». Такая вот логика — ты шпион и я шпион, поэтому все материалы — «деза».
Далее в постановлении отмечалось, что Шебеко, используя свои старые связи в НКВД, устроил в ИНО в качестве переводчика известного ему как резидента японской разведки в СССР старого японского шпиона с 1914 года Клётного. Поэтому заместитель начальника 2-го отделения старший лейтенант госбезопасности постановил:
«На гражданина Шебеко И. И. завести следственное дело по обвинению его по статьям 58-а, 58 — 3, 58 — 6 УК РСФСР. Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание его под стражей. Следствие вести следственной части НКВД».
На этом документе две революции: «Согласен: начальник 5-го отдела ГУГБ комиссар госбезопасности Деканозов» и «Утверждаю: Л. Берия, 27 марта 1939 года». В соответствии с этим постановлением 8 апреля был выписан ордер на арест, и в тот же день Шебеко арестовали.
Таковы были реалии и методы следствия того времени. Старший лейтенант постановил, комиссар госбезопасности согласился, всесильный Берия утвердил, и человек исчез в лубянских подвалах. Передача следственного дела в Особый отдел НКВД означала верную смерть. Шебеко мог какое-то время продержаться на допросах в начале следствия. Но потом следователи все равно бы выбили из него все, что им было нужно. Так же, как это было и с Клётным. Можно только догадываться, через какие круги ада ему пришлось пройти, чтобы оговорить всех и вся и «сознаться», что он резидент японской разведки и старый японский шпион аж с 1914 года.
«Кротов» был главным источником резидентуры, и следователи задавали множество вопросов, желая разобраться, кто есть кто. Во время допроса 9 июня этому источнику было уделено основное внимание. Но интересовал следователей и «Сук». Как выяснилось из допроса, этот источник был менее ценным, чем «Кротов». Вот выдержка из допроса:
«Вопрос. А источник «Сук» давал вам ценные материалы?
Ответ. Ценных материалов он не давал, если не считать полученные от него в 1938 году материалы из Военно-технического штаба, которым ИНО дало хорошую оценку.
Вопрос. Откуда этот полицейский получал такой материал?
Ответ. Он получил этот материал от своего приятеля Мацусито, который работает переписчиком в Военно-техническом управлении японской армии. «Сук» этот источник подготовил к вербовке для нас с моего согласия.
Вопрос. Марусима был завербован?
Ответ. Нет, не был завербован. Я его лично не видел, но о нем я разговаривал с «Суком».
Вопрос. Почему вы его не завербовали?
Ответ. Потому, что я не смог с ним встретиться лично, а «Сук», как он мне говорил, боялся сказать ему прямо, на кого он должен будет работать». В конце допроса характерное признание Шебеко: «Политической агентуры в Японии мне приобрести не удалось».
Шебеко продержался на допросах до 25 июля. Более трех месяцев он выдерживал жестокое физическое и психологическое давление. И только в этот день из него наконец выбили «признание»: «… После долгого размышления и отказа давать показания я пришел к выводу, что только правда и искренность в тягчайшем преступлении против Родины может несколько искупить мою вину». Человек был сломлен, «признание» выбито, и для следователей наступило благодатное время. Можно было задавать любые вопросы, заранее зная ответы. Можно было подсказывать любые фамилии японских «шпионов» и получать от него безотказные подтверждения. В общем, можно было лепить дальнейшее следствие по заранее разработанному сценарию.
Я не привожу протоколов допросов дальнейшего следствия. После «признаний» в них уже не было ничего интересного. Да и фантазия у сценаристов была убогой. На дежурный вопрос следователя, кем и как был завербован Шебеко, тот по его подсказке ответил, что его однажды пригласил в ресторан секретарь японо-советского общества Секине и там его завербовал. Японский чиновник якобы вербует 2-го секретаря посольства за рюмкой сакэ! Остальные показания были похожи на это. Во время судебного заседания он отказался от своих «показаний», заявив, что они были сделаны в результате мер физического воздействия. Возможно, что от своих показаний отказался и кто-то еще из этой группы. Но на судей эти заявления не произвели впечатления — привыкли. Приговор — высшая мера для всех восьми подсудимых был предрешен заранее. Очередная судебная комедия закончилась.