Свинцово-бледное лицо Варавы чуть порозовело от удовольствия, когда Злата однажды поправила его:
— Киевский университет не лежит в руинах. Он функционирует, и в этом году его студентами стало много героев войны…
— Умница! Про руины я вычитал в «Зоре» и по инерции… А вы воспользовались более достоверным источником.
— Читала «Радянську Украину». Але ж i «Зорю» не лайте…
— Э!.. — махнул рукой Варава. — Зарубите на носу: представления о жизни на Украине, составленные на основании наших пропагандистских кампаний, могут вас здорово подвести.
— Значит, тут у нас брешуть? — голосом девочки-паиньки спросила Злата.
Она умела, прикидываясь простодушной и наивной, вынудить собеседника переступить черты дозволенной откровенности, чтобы потом будто ненароком ужалить, поставить его на место.
— Не говорите чепухи, — взорвался Варава, обмахиваясь клетчатым платком. И сам спросил: — А кому здесь нужна пропаганда, в которой все правда?
Варава служил усердно и числился одним из наиболее толковых инструкторов. А по ночам пил, чокаясь с бутылкой. Пил все, что удавалось достать, и, насосавшись до беспамятства, ревел утробным голосом всегда одну и ту же песню: «За свит всталы козаченькы…»
Встречалась Злата и со Щусем, журналистом. Этот считался специалистом по нравственной атмосфере современной Украины. И действительно, он метко, лаконично характеризовал отношения между различными слоями населения, между мужчинами и женщинами, отцами и детьми. Когда он был трезв, слушать его было одно удовольствие, и Злата видела в Щусе прежде всего проницательного и умного собеседника. Но так бывало редко. Обычно Щусь приходил на «лекции» злой, раздраженный и вел свои беседы так, что Злата несколько раз намеревалась доложить Мудрому о крамольных настроениях своего наставника.
— Скажите, — спросил как-то Щусь, — какими соображениями руководствуется советская девушка, стремясь работать как можно лучше?
— Делает карьеру.
— А точнее?
— Хочет продвигаться по служебной лестнице, выбиться в руководство…
— Вы не отвечаете на вопрос, — рассердился Щусь, — я и сам знаю, что такое «делать карьеру». Но зачем ей, простой советской девушке, карьера?
— Высокая зарплата, материальные блага…
— Ерунда! На «той» стороне многие наши мерки неприемлемы…
Щусь стал рассказывать о том, как много значат для молодых людей в СССР такие понятия, как долг, интересы всего общества, верность идее.
— Кто здесь пользуется уважением? — спросил он вдруг. И сам ответил: — Господа грабители — вот кто. Надо только уметь грабить чисто. И как можно больше. И еще — не попадаться. Наворовал столько, что фабрику купил, — пожалуйста, ты — почетный гражданин. А у них этот номер не проходит.
— Вам нравится Советская власть? — тихо спросила Злата.
— Не знаю, — неожиданно искренне сказал Щусь. — Во всяком случае, у нее в основе здоровые, разумные идеи…
Злата долго размышляла над этим разговором и не сказала о нем Мудрому только потому, что посчитала: Щусь ее проверял, говорил то, что подсказал ему тот же Мудрый.
Но наконец Щусь, Варава и другие инструкторы, вымотавшая душу «учеба», непрерывные инструктажи и проверки — все это позади.
Злата знала, что не будут так готовить курьера для короткого рейса. Ей, она думала об этом с болезненным интересом и страхом, предстоит жить на Украине, в каком-то из ее городов, куда попадет по воле высшего руководства организации.
Ничего этого она не сказала Круку. Не любят здесь слишком догадливых. И доброжелательность Крука не ввела ее в заблуждение.
Может быть, поэтому Крук остался доволен ее ответами. Еще раз убедился: смышленая. Не идет ни в какое сравнение с тем человеческим отребьем, с которым приходилось работать в последнее время. Два-три месяца ускоренной подготовки, примитивнейшее натаскивание — и через кордон. Пусть из десяти повезет одному, двум, трем. Утрата невелика, зато интенсивная деятельность налицо. И вина ли руководства СБ, что чекисты стали чересчур бдительными, вылавливают агентуру густой сетью?
— Мне докладывали, что ты добросовестно отнеслась к подготовке, — продолжал Крук. — Это похвально. У москалей есть на этот счет даже поговорка…
— Тяжело в ученье, легко в бою, — подсказала Злата.
— Вот-вот! Но тебе и в бою будет нелегко… друже сотник!
Злата чуть растерянно взглянула на Крука, потом на Боркуна.
— Но я… у меня…
— Командование УПА сегодня издало такой приказ. И мы счастливы поздравить тебя первыми.
Крук встал, вышел из-за стола: высокий, уверенный в себе, уравновешенный человек средних лет. Он пожал Злате руку, хотел поцеловать по-отцовски, но раздумал: в данной ситуации более уместным было не родительское поздравление, а слова привета и пожелания удачи от соратника по борьбе.