На площади, где несколькими часами ранее грозно требовали хайнеса, теперь царило совсем другое настроение. Не праздник, и всё же в суете чувствовалось что-то радостное. Раздавались и плач, и горестные причитания, но в воздухе витало облегчение: всё закончилось. Те, кто почти ничего и не потерял, стыдливо прятали улыбки и суетились больше всех, помогая раненым, отыскивая тёплые одеяла и еду для детей и женщин.
Небо на востоке покраснело, и потерявших жильё начали определять на постой. Поэтому уже не было так многолюдно. Пострадавших приглашали в свои дома другие горожане, открыли двери казармы и даже тюрьма. С некоторым запозданием примеру жрецов Ваирака последовали и остальные храмы, отворив ворота прихожанам. Уставшие и испуганные, люди торопились укрыться за стенами, завернуться в одеяла и заснуть с надеждой, что после пробуждения всё произошедшее окажется просто сном.
Небо успело слегка порыжеть и пожелтеть, когда дверь небольшой таверны «Дремучий Жаанидый» распахнулась и на улицу, выдыхая клубы пара, вышли пятеро мужчин. Четверо из них посмеивались, а один – высокий, в добротно скроенном плаще – настороженно осматривался и старался держаться за спиной рослого мужчины в потрёпанных одеждах.
– О, красота какая, – один из мужиков, плюгавый оборотень с залысиной, обрамлённой поседевшими кудрями, и с чисто, видать, совсем недавно выбритым лицом обвёл взглядом почти пустую площадь.
Для столь раннего утра здесь было всё ещё слишком оживлённо – её то и дело пересекали группы горожан или небольшие военные отряды, выискивающие преступников, – но в сравнении с тем, что было чуть раньше, было почти тихо.
– Ну по чести и разуму всё решили, – черноволосый трактирщик всё ещё хмурился, опасаясь показать свою радость, а то решит новый хайнес, что он недостаточно сурьёзен. – Мы сами всех пострадавших обойдём, по ущербу запишем и проследим, чтобы никто лишнего не приписался и дармовщинники не пролезли, не попользовались казённой помощью.
– Надеюсь на вашу честность, – отозвался Узээриш из-под капюшона. – Следующие три месяца по городу будут шляться военные. Нужно отловить всю шваль. Ты уж предупреди городских, чтобы на драки не нарывались. Собрание там собери… А то армейские тоже живые, засадят в тюрьму. Пока разберутся, все хвосты полысеют. Так что пусть на рожон не лезут.
– А полезут – сами виноваты, – желчно отозвался плюгавый. – Прову… прова… провакатищики!
Идущий позади дядя вдруг придержал Узээриша за локоть и молча кивнул на стоящего по центру площади высокого мужчину в плаще, несущего кого-то на спине. Ничего подозрительного Риш в нём не усмотрел и вопросительно взглянул на дядю.
– Он из воздуха появился, – отозвался тот. – Его не было здесь. Вышагнул непонятно откуда.
– Умаялся, бедолага, – на сову с жалостью посмотрел молчавший до этого рыжий оборотень.
Риш же отнёсся к заявлению дяди серьёзнее и остановился.
Мужчина в плаще не отрываясь смотрел на мостовую, а вот его ноша сонно возилась и вяло осматривалась, крутя закрытой капюшоном головкой. Риш отметил дорогое платье «ноши» и очень бедную одежду «носильщика». Даже если это была госпожа со слугой, то у такой богатой барышни слуги одевались бы лучше. Хотя он сам сейчас в заёмных сапогах, а в прорехи в штанах ветер поддувает: плащ снять и то неприлично.
Странный мужчина переступил с места на место и осмотрелся. И всех, кто стоял ближе двадцати саженей от него, снесло назад упругой волной воздуха. Новоявленного хайнеса и его компанию в том числе.
Риш не успел упасть, а дядя уже навис над ним, прикрывая от возможного удара.
– Ах ты Тёмный! – выругался плюгавый.
Его рыжий товарищ выразился крепче и уже нашарил обломок кирпича, чтобы запустить в паскудника. Но не успел. Землю тряхнуло так, что Риш мгновенно вспомнил незабываемое путешествие в Сумеречные горы, когда его кортеж попал под сильнейший дождь, и всю ночь они слушали, как по склонам с хлёстким грохотом сходят сели.
– Покровители…
–…взорвали…
Захлопали открываемые окна, засыпающие улицы огласил пронзительный женский крик, по мостовой зазвенели осколки стекла.
Риш с трудом перевернулся на подпрыгивающей земле и сразу же увидел мужчину в подранном плаще, всё так же спокойно стоящего на площади со своей ношей.
Дрожь прекратилась. Смолкли и крики, повисла настороженная тишина.
– Господин, вы что делаете? – тишину прорезал тонкий, почему-то знакомый голос ноши мужчины в плаще. – Дома… Вы их поломаете!