Только перед самым приездом мамы дядя Вася привез дрова. Толстые сосновые чурбаки завалили краденые поленья, и мама ничего не узнала. А Марина не стала рассказывать ей, как страшно ночью, задыхаясь, тащить у соседей дрова, как обрывается и падает куда-то в живот сердце, когда скрипнет снег или звонко ударится о мерзлую землю выскользнувшее из рук полено. Для чего? У взрослых свои дела. Мама любит дядю Васю больше, чем ее, больше, чем Алешу. Ну, и пускай! Марина сама вырастит брата. Вот окончит семилетку, пойдет в детский сад воспитательницей. Она любит ребятишек, и они любят ее. А когда мама будет старенькая, она поймет, что дядя Вася плохой человек, а Марина — хорошая. И Марина ее простит…
Ревность, гордость, одиночество больнее, чем кажется, ранят ребенка. Глафира Аркадьевна, занятая своими треволнениями, не замечала, что творится в душе дочери. И не думала, как далеко может зайти Марина в заботах о любимом братишке.
…В тот вечер Алеша не выбежал, как обычно, навстречу сестре. Воспитательница детского сада — тетя Таня (ее так звали здесь и ребята и взрослые) улыбнулась встревоженной девочке: «Ваш-то забастовал. Не хочет домой». Марина торопливо зашагала по коридору. Еще издалека услышала плач малыша. Алеша угрюмо, на самых низких нотах, на которые только способен его голос, тянул какую-то бесконечную жалобу. Он сидел на полу, не сводя глаз, полных слез и безутешного горя, с большой красивой игрушки. Экскаватор работал словно настоящий: ковш подымался и опускался, он мог зачерпывать песок и вываливать его в зеленые и синие грузовички-самосвалы. Расстаться с такой машиной, пленившей мальчишеское сердце, Алеша не мог и, завидев сестру, заревел с новой силой.
Все уговоры были бесполезны. И только когда Марина пообещала завтра же подарить ему экскаватор, подарить в полное и единоличное пользование, малыш успокоился. Распухший от слез, но довольный, семенил он по улице рядом с сестрой, крепко вцепившись в ее надежную руку.
Где раздобыть деньги, где? С ужасом Марина узнала, что этот противный экскаватор стоит целых сорок рублей. Столько не выпросишь, не займешь и не скопишь. А она никогда не обманывала брата…
— Ты мне когда купишь саковатор, Маринка? — допытывался утром Алеша. — Сегодня купишь?
— Куплю.
— Взаправду?
— Взаправду.
Девочка почти машинально повторяла слова малыша. Сорока рублей ей не достать. Ни у кого из подружек нет таких денег. А мальчик будет ждать. Он ведь верит, глупый, что старшая сестра все может.
В детсад они немного опоздали. По дороге встретилась машина, сгребавшая снег ловкими железными лапами. И Алеша, визжа от радости: «Саковатор! Саковатор!» — простоял возле нее минут десять, топая от восторга валенками. Марина с трудом оттащила братишку от занятной машины.
Кроме них в комнате, где раздевают ребят, была полная черноглазая женщина с трехлетним карапузом. Тот капризничал и никак не хотел распрощаться с матерью. А женщина, видимо, торопилась, она сама повела сына в дальний конец коридора, откуда доносились детские голоса. На столе женщина оставила платок и маленькую коричневую сумочку.
«Наверное, в сумочке деньги, — подумала Марина, — сорок рублей… Воровать нельзя… А кто узнает… экскаватор куплю и больше никогда, никогда не буду…»
— Беги, Алешенька, к тете Тане, что она тебе покажет!.. — спровадила Марина братишку. Прислушалась, шагнула к столу. Сунула сумочку под пальто, запахнулась поплотней и — на улицу.
Запыхавшись, Марина заскочила в соседний двор. Никого. Выгребла деньги. Семьдесят три рубля! И мелочь. Перебросила сумочку через забор.
В школу Марина шагала медленно. От пережитого волнения сохли губы, язык стал шершавым и грубым, как суконная тряпка. Девочка горстью зачерпывала снег, прижимала его ко рту, но и это не помогало…
Уроки пролетели быстро. Марину, к счастью, не вызывали, а то не миновать бы ей двойки (учебников она вчера так и не раскрывала). На большой перемене ходила Марина в обнимку со своими подругами — Люсей и Валей, и они оживленно секретничали. Люся — высокая, уже больше девушка, чем девочка, накручивая на палец кончик черной косы, радостно поглядывала на Марину влажными вишнями блестящих от возбуждения глаз, а Валя мечтательно улыбалась. Лицо у Вали хорошенькое — белое, с золотистыми стрелками бровей, и только мелкие, остренькие зубы портили его. Марина всю перемену что-то рассказывала шепотом. Из школы они вышли вместе.
— …а еще папа достает сто рублей, — захлебывалась Марина, — и дает мне. Спасибо, мол, дочка, что ты о маме и братишке заботилась. Купи себе, что нужно. А жить я с вами пока не могу, уезжаю на границу по важному заданию. Вот вернусь, мы, все и порешим. А потом спрашивает маму: дай слово, что пока я на границе, дядя Вася к вам ходить не будет. — А мама плачет, даю, говорит…