Выбрать главу

Он, продолжая держать свою руку на бугорке Венеры, чуть наклонился к ее уху и отчетливо сказал:

— Ева, я твой Адам. Нам пора заняться своим балетом.

Приподнимаясь, он подхватил ее за локоть, и, тесно прижимаясь, парочка направилась на выход.

Через некоторое время вслед за ними вышли адъютанты Архимандритова. Все пятеро, вместе с пребывающей в прострации женщиной, они проехали от Большого несколько кварталов, пока не очутились возле крепкого каменного дома старинной архитектуры. Там на одном из этажей находилась служебная квартира, куда и пришла компания элегантно одетых молодых людей.

Нет, Сусанна Игоревна не пребывала в отключке, она воспринимала происходящее, но по-своему, жадно и беспрекословно внимая каждому слову кавторанга, представившегося ей Адамом. Он и был для нее настоящим Адамом, и никем иным; огласи он сейчас свое имя, она б не поверила, не поняла и, возможно, даже направилась бы к высокому окну, намереваясь прыгнуть в ночное пространство, только бы не принимать нежеланной, губительной яви…

Придя в роскошную квартиру, Румянцов, войдя в раж, стал рассказывать о каких-то загадочных и таинственных явлениях в интимной жизни мужчины и женщины, которые ей самой предстоит познать, и что ей представился уникальный шанс испытать нечто неведомое, неотвратимо охватывающее только влюбленных.

Он говорил много и долго; она лишь слышала его чарующий голос, воспринимая его как глас с неба, с высоты, где живут ангелы и такие, как Адам… И когда он сказал, что интимная жизнь с мужчинами никогда не приносила ей удовлетворения, она легко согласилась, даже не пытаясь возразить. А тем временем он совсем небрежно приподнял подол кое-где порванного его руками сетчатого сливового платья, и на словах «у тебя будут еще лучше, сними» она почти мгновенно исполнила его просьбу.

Разве могла она помыслить, чтобы так вольно вести себя, когда рядом молодые мужчины, излучающие здоровую силу и энергию, а она полностью обнажена, и полулежит, раскинув ноги. Какое раскрепощение, какое предвкушение блаженства…

Вдруг в ее сознание словно ворвался ураганный ветер, прозвучавший голосом назвавшего себя Адамом: «Ева, для того чтобы узнать, что есть мужская особь, надо познать страсть с тремя мужчинами». После чего все исчезло. Она проваливалась в воронку, летела то медленно, то быстро, кружась и раскачиваясь, и лишь ощущая, как ее тело извивается в судорогах страсти…

Это длилось несколько часов, пока Сусанна не провалилась в дичайшую немыслимую глубину, в восхитительную нирвану, и ее сознание не отключилось…

Когда женщина открыла глаза, перед ней сидел смутно знакомый мужчина, которого она никак не могла вспомнить, сколько ни напрягалась. И тогда она обратилась к отсутствующему мужу: «Арик (так она звала Аркадия), а это кто?» Но сидевший рядом ответил: «Аркадия Давидовича здесь нет, и ты хорошо знаешь, где он находится. Я думаю, ты скоро уедешь к нему. Сейчас тебе нужно привести себя в порядок, вставай и не обращай на меня внимания. Я буду говорить, что нужно делать… Ты будешь моим агентом. Будешь моей тенью, моими ушами и глазами, будешь вытаскивать все из своего мужа: и что возможно, и что невозможно. Ведь он ради тебя готов…» И тут она, словно включившись, подтвердила: «Да что там говорить, ради меня он готов взорвать в любой стране атомную бомбу…» «Я знаю, — успокоил ее Адам. — Ну, продолжай». И она стала говорить, почти окончательно придя в себя, что готова на все, лишь бы еще не раз представлялась ей возможность познать чувство страсти, которое она помнила… «Ну что ж, — пожал плечами кавторанг, — давай скрепим наш союз». После чего Иван-Адам показал генеральше кино, где Сусанна Игоревна проходит три стадии перевоплощения: от спесивой гордячки в ложе театра до развратной девки, вакханки, млеющей в объятиях трех самцов, и до теперешней, продажной жены военачальника.

Это было последним аргументом. С этого крючка еще ни одна рыбка не соскальзывала; разве что умирала безвременно, сводя счеты с такой жизнью. Но для безвременной кончины нужно наличие совести, а у попадающих в вербовочную игру совесть вряд ли наличествовала… Как правило, в новом советском бомонде понятия честь и совесть отсутствуют. Так что и жалеть там некого, раз и навсегда уяснил для себя кавторанг Румянцов.