И, конечно, тщетными были надежды белогвардейцев на то, что с помощью этой интеллигенции им удастся повлиять на настроения рабочих и крестьян.
А была и другая интеллигенция, которая шла вместе с трудовым народом. Она активно выступала против белогвардейцев. Одним из ярких ее представителей был профессор Евгений Николаевич Щепкин, историк, внук великого актера-демократа М. С. Щепкина. Накануне прихода деникинцев в Одессу он вступил в Коммунистическую партию, остался в подполье. Это был мужественный революционер-боец. Авторитет Щепкина среди масс был таков, что он мог открыто выступать при деникинцах против деникинцев. Когда контрразведка арестовала Щепкина, то допрашивавший его генерал Борисенко заявил ему:
— Вас, профессор, следует расстрелять только за одну лекцию, которую вы прочли в Художественном театре.
— О, тогда меня надо расстрелять не менее 15—20 раз! Именно столько раз я выступал с такими лекциями,— ответил Щепкин.
Контрразведчик напомнил Щепкину о докладе, сделанном 2 февраля 1919 года в большой аудитории Художественного театра. Доклад назывался «Год безвластия». Щепкин заявил тогда, в присутствии нескольких сотен человек, большинство которых составляла белогвардейская публика, что все буржуазные правительства от Керенского до Деникина были правительствами «без позвоночного столба», что только большевики олицетворяют твердую власть и народ идет за ними. Сильный шум, возгласы «ложь!» не помешали Щепкину закончить свой доклад.
Щепкина морили голодом в тюрьме, уговаривая его отказаться от большевизма, перейти на сторону Деникина. Щепкин нужен был белогвардейцам как человек, к голосу которого прислушивались трудящиеся Одессы. Но профессор был непреклонен. Его, правда, не расстреляли, до самого последнего дня надеялись деникинцы сломить его волю. Из тюрьмы Щепкин вышел угасающим, белогвардейцы его довели до такого тяжелого состояния, что он уже не мог поправиться. Вскоре после освобождения Е. Н. Щепкин ушел из жизни. Вся трудовая Одесса провожала в последний путь первого красного профессора.
Доктор медицины Александр Михайлович Пучковский не был революционером. Он был весь поглощен своим врачебным делом, которому отдавался всей душой. Когда большевики были у власти, Пучковский, встречаясь с кем-либо из них, вступал в спор, изобличал ошибки, которых было немало в первые месяцы Советской власти. А когда Одессу захватили белогвардейцы, он, казалось, ушел в себя, замкнулся. И хотя у ворот подъезда дома (Херсонская, 52) продолжала висеть табличка: «Д-р А. М. Пучковский. Болезни уха, горла, носа», в квартире Пучковского трудно было увидеть больных, ожидающих приема. Зато теперь здесь можно было встретить коммуниста-подпольщика. В районе Херсонской улицы находились две подпольные явки. Эта же улица связывала центр города с рабочим районом — Пересыпью. Здесь часто рыскали контрразведчики, полицейские чины. И нередко подпольщик, застигнутый на улице врасплох, находил убежище в доме № 52.
Началось это с того, что однажды в облаву на этой улице попал Тарас Костров. Он быстро юркнул в ворота дома № 52 и позвонил в квартиру Пучковского. Не скрывая, рассказал, что его привело сюда и попросил укрыть на время облавы. Хозяин квартиры что-то пробурчал про себя, усадил Кострова в кресло, сделал какое-то вливание и уложил на кушетку. В доме шел повальный обыск. Врач записал в толстый журнал историю болезни Кострова и вышел. Костров слышал, как в квартиру вошли люди, хлопали двери. Послышался голос Александра Михайловича: «Господа офицеры, прошу вас быть здесь потише. В этой комнате у меня лежит больной. Ему очень плохо».
Опасность миновала, вечером Костров ушел.
С того времени квартира Пучковского стала использоваться подпольщиками для временного укрытия.
Постоянной явкой подпольщиков была квартира доктора Григория Вуалапсаповича Гегелашвили. Здесь устраивались встречи подпольщиков. Доктор, используя свои связи, добивался встреч с арестованными коммунистами, помогал передавать им передачи и записки, облегчал участь заключенных в тюрьме.