— И в чем же заключалось твое дело? — спросил Мансур.
— Я должен был сделать так, чтобы другие охранники не стали стрелять в тех, кто будет нападать на посольство, — ответил охранник. — Те, кто нападает, не хотели, чтобы в них стреляли. Они вообще не хотели никакого шума, они рассчитывали все сделать быстро и тихо.
— И что же, ты выполнил их просьбу? — спросил Мансур.
— Да, — сказал охранник. — Я выполнил… Я убедил других охранников, чтобы они не стреляли. Сказал, что нас мало, а тех, кто нападает, — много. Поэтому если мы станем стрелять, то все погибнем. Лучше убежать. Погибать никто не хотел, и все убежали. Кроме меня и еще одного. Нас ударили по голове, но не слишком сильно. Мы сделали вид, что потеряли сознание. Такой был уговор.
— Понятно, — сказал Мансур и спросил: — Зачем ты это сделал?
Охранник долго молчал, было видно, что ему очень не хочется отвечать на этот вопрос. От ответа зависело многое — может быть, даже его жизнь.
— Они пообещали мне заплатить, — ответил наконец охранник.
— И что же — заплатили?
— Половину, — ответил охранник. — Другую половину обещали заплатить потом…
— Понятно, — произнес Мансур.
Он прикрыл глаза и умолк. Молчал он довольно-таки долго. Он сидел напротив полицейского-предателя, и казалось, что он улыбается загадочной и страшной улыбкой. С этой улыбкой и с закрытыми глазами он походил на таинственного восточного идола. Идола, от которого немыслимо ожидать пощады и даже — снисхождения.
— Кто они такие? — спросил он наконец, не открывая глаз.
— Я не знаю, — торопливо ответил охранник. — Я и вправду этого не знаю! Они мне ничего не говорили… Они лишь пообещали мне деньги. Много денег! А я бедный человек. У меня большая семья, а мой дом разрушен.
— И это все?
— Да, все, — сказал охранник. — Хотя… Еще они сказали, что сражаются за Ливан. За светлое будущее страны. Такое будущее, в котором никогда не будет войн и все будут жить мирно и богато.
— Ты мог бы их узнать?
— Нет, — ответил охранник. — Они приходили ко мне ночью, и их лица были закрыты. На посольство они также нападали с закрытыми лицами…
— Да, — произнес Мансур отстраненным голосом: казалось, что он разговаривает сам с собой. — С закрытыми лицами…
— Что со мной будет? — спросил охранник испуганным и заискивающим голосом. — Я, конечно, понимаю… я не должен был так делать, но… я готов искупить свою вину. Помочь их поймать… тех, которые… Вы только скажите, что мне надо делать, и я сделаю все, что вы прикажете! Я не обману!
Но Мансур ничего не ответил. Он лишь подал молчаливый знак, и охранника увели.
А Мансуру нужно было осмотреть машину и попытаться найти хоть какие-то следы, которые могли бы привести к похитителям.
…Осмотр машины и прилегающей местности ничего, по сути, не дал. Никаких видимых следов, никаких второпях брошенных предметов Мансур с подчиненными не обнаружили. Свидетелей нападения установить также не удалось. Конечно, свидетели были, потому что нападение произошло в городе, а в городе множество людей. Однако это была лишь теория. На практике же никто из жителей близлежащих домов не пожелал свидетельствовать, все в один голос утверждали, что ничего не видели и не слышали.
Мансур такому людскому упорству не слишком и удивился: он этого ожидал. В стране шла война, в городе свирепствовали банды, поэтому люди боялись. Нельзя судить человека за то, что он боится. Он боится оттого, что не видит рядом с собой той силы, которая могла бы его защитить и уберечь. Такой силой, здраво рассуждая, должен был быть Мансур, но… Вот именно «но». Сколько же всего скрывалось за этим коротким словом! И прежде всего бессилие официальной ливанской власти и в том числе Мансура, как представителя этой власти. Так за что же судить людей, которые опасались быть свидетелями? Прежде всего необходимо было судить самого Мансура — за то, что он не может защитить этих людей, не в силах дать им уверенность и надежду на спокойную жизнь.
А из всего этого следовал удручающий, но по-своему закономерный вывод: вряд ли Мансур при всем своем старании нападет на след похитителей. Нет, когда-нибудь он это сделает, потому что он — упорный, честный и умелый полицейский. Да вот только это самое «когда-нибудь» для такого случая, как похищение людей из иностранного посольства, не годилось. Здесь нужно было другое — стремительность и точность действий, а для этого нужна была правдивая информация. Потому что как можно действовать стремительно и точно, если ты не знаешь, в какую сторону тебе кидаться?