Вот что писал Прокопий:
"Корнелию Цетегу, бывшему префекту и бывшему другу, последнее письмо от Прокопия.
Это самое печальное изо всех писем, которые приходилось мне писать. Я охотно отдал бы правую руку свою, чтобы не писать его, этого отречения от нашей почти тридцатилетней дружбы. В двух героев верил я: в героя меча -Велизария, и в героя духа -- Цетега. И вот теперь я должен почти презирать тебя".
Цетег отбросил письмо, но вскоре снова взял его.
"Давно уже мне не нравились те кривые пути, по которым в былое время ты увлек и меня. Но я верил, что ты действуешь совершенно бескорыстно, только во имя высокой цели -- освобождения Италии. Только теперь понимаю я, что тобою руководило одно безграничное, неимоверное властолюбие, в жертву этому не! сытному чувству ты принес Велизария, этого храбрейшего героя с детски чистым сердцем. Это гнусно, и я навсегда отвращаюсь от тебя".
Цетег закрыл глаза.
-- Чему же удивляюсь я? -- сказал он про себя. -- Умный Прокопий имеет идола: Велизарий -- его кумир, и он никогда не простит тому, кто поднимет руку на этого кумира. Да, это не удивительно... но все же больно. Такова сила тридцатилетней привычки. Столько лет мое сердце билось сильнее при имени Прокопия! Однако, каким слабым делает нас привычка! Юлия отнял у меня гот, Прокопия -- Велизарий. Кто же возьмет у меня Цетега, моего самого старого, последнего друга? Никто -- ни Нарзес, ни сама судьба. Итак, прочь, Прокопий, из круга моей жизни! Ты мертв, но посмотрим, что еще пишет мертвец.
И он снова принялся читать:
"Но в память моей тридцатилетней дружбы я хочу предостеречь и, если еще возможно, спасти тебя, потому что любовь еще не угасла в моем сердце, и я хотел бы оказать тебе последнюю услугу. Ты обвинил Велизария в измене Юстиниану, а тот посадил его в темницу и велел ослепить, я не мог ничем помочь ему. Но его спас Нарзес, этот великий человек. Когда Велизария схватили, Нарзес был в Никомидии, куда врачи отправили его на купанья. Узнав приговор, он тотчас поспешил в Византию и послал за мной. "Ты знаешь, -сказал он мне, -- что заветным желанием моим всегда было -- победить Велизария. Но победить в открытой борьбе, на поле битвы, а не посредством лжи и клеветы. Идем -- ты, его первый друг, и я, его первый враг, -- и мы попытаемся вместе спасти этого несчастного". И он отправился к Юстиниану, ручался ему за верность Велизария, но тот ничего не хотел слушать. Тогда Нарзес положил перед ним свой жезл главнокомандующего и объявил ему: "Слушай, что я тебе скажу: если ты не уничтожишь приговора и не велишь заново расследовать это дело, то я бросаю службу, и ты таким образом в один день лишишься обоих своих полководцев. Посмотрим, кто будет тогда защищать твой трон от готов, персов и сарацин". Юстиниан испугался и попросил три дня на размышление, Нарзес же получил право просмотреть со мной все обвинительные акты и видеться с обвиненным. В течение этих трех дней Нарзесу удалось достать твое письмо к императрице Феодоре, в котором ты излагаешь подробно план, как погубить Велизария. Невинность его была, таким образом, вне сомнений, и Юстиниан сам спустился к нему в темницу, со слезами на глазах обнял его и вывел оттуда. Но то же письмо ясно доказало также и твою давнюю связь с Феодорой. Она отравилась, боясь гнева императора. А тебя Юстиниан поклялся погубить: каким образом -- не знаю. Но я знаю наверное, что Нарзес имеет тайные приказания на этот счет. Итак, беги, спасайся".
Цетег бросил письмо и несколько раз прошелся по палатке.
-- Как слаб сделался ты, Цетег! -- сказал он, наконец, самому себе. -Так взволноваться из-за потери одной дружбы! Разве ты не потерял Юлия задолго до его смерти? И однако же продолжаешь жить и бороться! А этот Нарзес, которого все боятся, -- неужели он действительно так опасен? Этого не может быть! Ведь он слепо доверил Рим мне и моим людям. Во всяком случае, теперь я знаю, что мне нужно. Сегодня же еду в Рим, не обращая внимания на то, что Сифакс подслушает у купальни Нарзеса.
Между тем, в палатку вошел Иоанн.
-- Префект, -- сказал он. -- Твоя храбрость известна всем, и я пришел к тебе с почетным предложением. Я и мои товарищи привыкли к быстрым действиям под начальством Велизария, и благоразумная медлительность Нарзеса надоела нам. Если бы нам удалось овладеть входом в это ущелье...
-- Да, если бы! -- засмеялся Цетег. -- Но Тейя недурно охраняет его.
-- Вот потому-то мы и решили, что он должен умереть, этот Тейя. С его смертью готы недолго продержатся. И вот мы -- человек пятнадцать лучших стрелков -- заключили клятвенный союз против него. Как только наступит его очередь охранять вход, мы все -- один за другим, по очереди, потому что тропинка, ведущая к ущелью, так узка, что только один человек может идти, -пойдем против него. Передний вступит в единоборство, остальные будут держаться насколько возможно ближе к нему, чтобы заступить его место, как только он падет, или следовать за ним в проход, если ему удастся убить Тейю. Хочешь присоединиться к нашему союзу? Ведь ты также ненавидишь этого чернокудрого героя?
-- Охотно, пока я здесь, -- ответил Цетег. -- Но я скоро уезжаю в Рим. Странная улыбка промелькнула на лице Иоанна. Цетег заметил ее, но объяснил неверно.
-- Ты же сам говоришь, -- сказал он Иоанну, -- что моя храбрость не подлежит сомнению. Но у меня есть дела более важные, требующие моего присутствия в Риме. Гибель же готов все равно неизбежна.
-- Хорошо. В таком случае исполни мою вторую просьбу: пойдем в мой лагерь. Оттуда с вершины холма сквозь расщелину в скале видно, хотя немного, что делается у готов. Сегодня нам показалось, что готы как будто затевают что-то. Пойдем, посмотрим, не ошибаемся ли мы. Только не говори Нарзесу о нашем союзе.
-- Хорошо, идем, -- ответил Цетег, и оба отправились. Придя туда, Цетег несколько времени смотрел на лагерь готов и затем закричал: "Они приготовилис к нападению! Нет сомнения!"
-- А как ты думаешь, -- быстро спросил Иоанна молодой, очевидно, недавно прибывший из Византии командир, которого Цетег не знал, -- могли бы новые машины достать отсюда варваров -- те машины, что были последним изобретением Мартина, а мой брат повез их к Риму?
-- К Риму? -- повторил Цетег, пронизывая взглядом Иоанна.
-- Ну да, к Риму! -- с досадой ответил тот. -- Зенон, этот человек -Цетег, префект Рима.
Молодой византиец поклонился и взглянул на Цетега.
-- Цетег, -- продолжал Иоанн, -- это Зенон, сражавшийся до сих пор с персами. Он вчера только прибыл сюда из Византии.
-- И его брат пошел к Риму? -- спросил Цетег.
-- Мой брат Мегас имеет поручение установить новые машины на стенах Рима, -- ответил византиец. -- Вероятно, он уже там. Мне же очень приятно лично познакомиться с величайшим героем западной империи, славным защитником гробницы Адриана.
Но Цетег уже не слышал его. Молча поклонившись, он повернулся и пошел в свою палатку.
-- Возвратился ли Сифакс? -- спросил он исаврийца, стоявшего на страже у входа.
-- Да, начальник. Давно уже и с нетерпением ждет тебя. Он ранен. Цетег быстро вошел в палатку.
-- О мой господин! Мой великий лев! -- в отчаянии закричал Сифакс, бросаясь перед ним и обнимая его колени. -- Ты обманут... Погиб... Ничто не может, спасти тебя!
-- Успокойся, -- ответил Цетег. -- Приди в себя. Ты ранен?
-- Это пустяки: лонгобарды не хотели пускать меня сюда и, как будто шутя начали со мной спор, но удары их ножей были очень нешуточные. Об этом, впрочем, не стоит и говорить. Но ты, мой лев, мой орел, моя пальма, мой источник, моя утренняя заря, -- ты погибаешь!
И нумидиец снова бросился к ногам своего господина, целуя и обливая их горячими слезами.
-- Говори по порядку, -- сказал Цетег, прислонившись спиной к столбу и скрестив руки на груди. Голова его была гордо закинута, он смотрел не на Сифакса, а в пустую даль.