Роман Чуприна подробно информировал Иву о гибели группы закордонного курьера. По его словам выходило так, будто Дубровник чуть ли не нарочно искал себе смерть. Адъютант Рена не удержался и обозвал курьера пыхатым дурнем, петушком из чужеземного пташника, который решил их, местных «боевиков», учить храбрости. Ива поморщилась при этих словах и вяло одернула Романа — скорее для порядка, чтобы не подрывать авторитет закордонного провода.
— Дубровник думал, эмгебисты на ходу спят, а они все видят, даже когда в другую сторону смотрят. И командиром группы был Малеванный — тот самый, который всех жителей района в лицо знает. Вот так и живем, — меланхолично заключил Чуприна, — сегодня по земле топчемся, а завтра землею укрываемся, и растет на наших останках золотое жито.
— Поэтично, — поджала пухлые губки Ива. — А может, чертополох да сорняки всходят?
Роман не стал возражать — может, и чертополох. Настроение у него было паршивое, будто сунул кто кончик ножа в сердце и слегка поворачивает в разные стороны.
— А теперь припомни, будь ласка, слово в слово, что Дубровник тебе говорил, и ты ему, как из села выбрались, когда вас из автоматов стали пригощать, и как ты в живых остался, а хлопцы погибли. Приказ тебе был простой и ясный: что бы ни случилось, выручать курьера, но ты передо мной сидишь, он же погиб…
Все свои вопросы Ива задавала очень доброжелательно, только веяло от той доброжелательности холодом, как из ледника.
— Следствие разводишь? — сердито спросил Роман. — Я уже про все доложил Рену. Для меня он начальник…
— И я тоже, — медово-сладким голоском подсказала Ива. — Есть у меня такие права, не сомневайся… Только мне следствие ни к чему, меня другое волнует. Вот сейчас на эту хату налетят «ястребки», а ты в окно и — ходу, бросишь меня так же, как оставил в беде Дубровника.
— Хорошо, — махнул рукой Роман, — расскажу, как было. И тогда сама суди, надо ли мне было и свою голову там оставлять.
Роман припоминал подробности, он живо и образно нарисовал картину того, как осатанел Дубровник при виде хлопцев Малеванного и как он разумно расположил своих в снегу, только Малеванный оказался хитрее — пришел оттуда, откуда не ждали, и был готовым к бою, засада не получилась.
Они еще недолго говорили об обстоятельствах гибели Дубровника. Кажется, Иву вполне устроили объяснения Романа.
— Сколько пробудешь у Хмары? — спросила она.
— Сколько тебе нужно. Так Рен распорядился.
Они с самого начала стали обращаться друг к другу на «ты», были одного возраста, да и ни к чему шляхетские церемонии в лесу. — Тогда поживи несколько дней. Я должна все обдумать и прикинуть. Может быть, с тобой уйду к Рену.
Роман решительно сказал:
— Проводник просил передать, что в случае необходимости сам с тобою встретится.
— Боится, старый волк, из гнезда выползать? — залилась злым румянцем Ива. — Тогда сообщай, хочу его видеть. И чем скорее, тем лучше для него.
Роман прикинул: «Если Рен камень, то эта курьерша — коса. Посмотрим, кто кого. Но между косой и камнем пальцы всовывать не стоит». Леснику в тот день пришлось дважды наведываться к «мертвому пункту» — конец не близкий. Второй раз относил он «грепс» для Рена.
…Рен всегда рассчитывал точно. Так было и на этот раз. Однажды, когда Ива и Роман вели споры о том, как живут люди на земле и чего им не хватает, в хату лесника Хмары вошел проводник краевого провода. Его сопровождали два телохранителя.
— Слава героям! — поспешно подхватился с лавки Роман.
Рен небрежно махнул рукой — не лезь.
Ива сидела спокойно, только очень недружелюбно поглядывала на проводника и его охрану.
— Чего зыркаешь? — спросил Реи вместо приветствия. Телохранители не снимали руки с автоматов.
— Смотрю, кому это законы наши не писаны, — процедила девушка, заливаясь багровым румянцем. — Не зачепная хата, а цыганский табор…
— Законы я диктую. А что злая — то добре. Знаешь, кто я?
— Не гадалка…