- Вы предлагаете мне апробировать убийство собственного брата? – Карл даже отодвинулся вместе с креслом от Пеклина.
- Когда рядом с вами, ваше высочество, на палубу флагманского корабля валились убитые офицеры и матросы, когда за вашей спиной рухнул замертво ваш камердинер, вы не подумали о том, что этот кусок свинца предназначался вам? И кто, как не ваш брат, уверял вас, что это будет лишь увеселительная прогулка до Петербурга? Не надеялся ли в тайне он, что вместо храброго капитана Горна, заслонившего ваш корабль своим фрегатом, мы будем хоронить вас, ваше высочество. Кто оставил вас разбираться с мятежниками в Финляндии? Может в надежде, что вы примкнете к ним? И разве конфедераты не предлагали вам этого, и разве вы не колебались в тот момент? Тогда бы вы стали кем? Государственным изменником! И с чистой совестью король отдал бы вас в руки своего правосудия. И не разделили бы вы участь казненного полковника Хестеску? Не кажется ли вам, ваше высочество, что это все сцены, прописанные нашим великим драматургом Густавом? – Генерал старался заглянуть в лицо Карла. Тот хмурился и молчал, отводя глаза в сторону. – Так сколько нужно вам еще примеров, ваше высочество, чтоб вы убедились в том, что ваш брат жаждал вашей смерти?
Герцог, наконец, бросил острый взгляд на генерала:
- Но, уби… - Карл замолчал, не желая вслух произносить это слово, - но смерть Густава может вызвать мятеж тех же далекарлийцев. Его нынешние любимчики Армфельд, Таубе, Эссен тут же заявят о заговоре.
- Нет, ваше высочество! – с улыбкой отвечал Пеклин. – Король падет от руки фанатика, которому он когда-то перечеркнул жизнь, и долгие годы этот человек вынашивал свою месть. О каком заговоре может идти речь?
- И такой человек есть? – Карл заметно нервничал.
- Есть! – торжествующе воскликнул Пеклин.
- Это дворянин?
- Да!
- Что такого ему сделал Густав, чего простить невозможно? – недоверчиво уточнял герцог.
- Когда-то давно, он отнял у несчастного сначала одну, а затем и другую женщину, которых тот любил без памяти.
- Каким образом? Он сделал их своими любовницами? Это не повод для ненависти! – Карл даже отмахнулся.
- В нашем возрасте, ваше высочество, но не в пору горячей и пылкой юности с ее вулканами страстей, когда сердцами движет любовь, а не разум. Одну из женщин, в которую он безумно был влюблен, Густав, действительно, сделал своей любовницей, и несчастный пережил это, уступив своему суверену. Но вторую любовь бедного юноши Густав просто выслал из страны неведомо куда.
- Я знаю этого юношу?
- Когда-то знали, ваше высочество.
- Что-то я припоминаю… - герцог наморщил лоб. – А зачем Густав так поступил, я имею в виду вторую любовь?
- На этот вопрос, увы, - развел руками Пеклин, - ответа я не знаю. Какая муха укусила короля или кто-то ему нашептал… А может просто Густаву понравилось причинять боль юноше, упиваясь своей собственной неограниченной властью над человеческими судьбами… Но он породил смертельного врага. И вот пришел тот день и час, когда кинжал возмездия готов проткнуть нашего Цезаря!
- Это будет кинжал? – Карл брезгливо поджал губы.
- Нет, ваше высочество! Кинжал оружие не надежное. Это будут пистолеты.
- Кто этот человек?
- Стоит ли вам обременять свою память лишними именами, ваше высочество? – укоризненно посмотрел на герцога генерал.
- Вы рассказали мне столь романтическую историю из моей молодости, что я теперь буду ворочаться всю ночь, пытаясь вспомнить имя этого несчастного юноши. – Карл был заинтригован и жаждал узнать имя.
- Хорошо! – сдался генерал. – Его зовут Анкастрем.
- Анкастрем! Ах вот оно что! Теперь я вспомнил эту историю с королевским пажом. Да-да, вы правы, мой брат поступил с ним бесчестно. И что… этот Анкастрем… готов…?
- В любое время!
- И когда вы полагаете возможным это осуществить?
- Сразу после 15 марта, не откладывая ни на один лишний день.
- Почему такая точность и привязанность к дате?
- Вы забыли, ваше высочество, - уже усталым от долгих уговоров голосом продолжил объяснения Пеклин, - что наш король всю свою жизнь играет одну великую роль – Гая Юлия Цезаря. 15 марта, Мартовские иды - день смерти знаменитого римского диктатора. Густав верит, что умрет, как Цезарь. Так не будем его разубеждать в этом. Только все дни накануне 15-го, и сам этот день, король осторожен, как никогда. Но только этот день минует и он становится беспечен, как ребенок, считая, что еще один год жизни ему предрешен. Мы нанесем ему удар 16-го марта, тем более будет маскарад, в котором Густав не преминет участвовать.