Выбрать главу

Но вот Оли­вье встал, рас­пра­вил шта­ниш­ки. Он по­шел вверх вдоль за­ли­той солн­цем ули­цы, от­во­ра­чи­ва­ясь от га­лан­те­рей­ной ла­воч­ки — «Тор­гов­ля по­лу­оп­то­вая и в роз­ни­цу» — с де­ре­вян­ны­ми по­ли­ро­ван­ны­ми став­ня­ми, на ко­то­рые на­ло­же­ны лег­кие свин­цо­вые плом­бы. Ему сда­ви­ло грудь, вы­рва­лось что-то по­хо­жее на ры­да­ние и пе­ре­шло в ико­ту. Оли­вье ощу­тил, что вот-вот он за­пла­чет, но ему уда­лось сдер­жать сле­зы.

Он по­смот­рел на не­бо. Солн­це да­же сквозь ру­ба­шон­ку жгло ему пле­чи. Маль­чик опа­сал­ся, что оно ско­ро спря­чет­ся. Оли­вье бо­ял­ся тем­но­ты, ко­то­рая ка­за­лась ему страш­ней, чем те два ша­ло­пая с ули­цы Баш­ле, от­лу­пив­шие его не­дав­но. Ре­бе­нок и не пы­тал­ся дать им от­пор или хо­тя бы крик­нуть, как буд­то эти уда­ры ни­че­го для не­го не зна­чи­ли, слов­но он за­слу­жил их. То­гда один из на­па­дав­ших рас­сви­ре­пел и, ухо­дя, за­во­пил:

— За­гну­лась твоя ма­ма­ша. Так те­бе и на­до!

На ули­це дра­ка бы­ла де­лом обыч­ным, впол­не при­ня­тым. Ду­ду и Ло­пес жи­ли на ули­це Баш­ле, Оли­вье — на ули­це Ла­ба; ста­ло быть, он рас­пла­чи­вал­ся за ста­рое со­пер­ни­че­ст­во, но, ус­лы­шав брань, ото­ро­пе­ло по­гля­дел на них: «За­гну­лась твоя ма­ма­ша. Так те­бе и на­до…» Маль­чик пы­тал­ся по­нять, пред­ста­вить се­бе эту ка­ру спра­вед­ли­вой, этот удар судь­бы обос­но­ван­ным, но на­прас­но — мыс­ли его сме­ша­лись, и он за­пла­кал.

Оли­вье уг­рю­мо брел даль­ше, и вдруг в бель­э­та­же до­ма но­мер 73 с шу­мом от­кры­лось ок­но квар­ти­ры, где жи­ла пыш­но­те­лая ма­дам Хак. Она опер­лась о по­до­кон­ник тол­сты­ми ру­ка­ми и, кив­нув ему, крик­ну­ла:

— А ну, зай­ди-ка сю­да.

Оли­вье с лю­бо­пыт­ст­вом по­смот­рел на ее мощ­ные ру­ки и за­шел в подъ­езд, ко­рич­не­вые, об­лу­п­лен­ные сте­ны ко­то­ро­го на­по­ми­на­ли ис­тер­шую­ся гео­гра­фи­че­скую кар­ту. Жи­ли­ще кон­сь­ерж­ки ма­дам Хак пах­ло сти­ра­ным бель­ем и ла­ван­дой. За­кры­вая ок­но, жен­щи­на за­ме­ти­ла: «Опять бро­дяж­ни­чал…» Ре­бе­нок не от­ве­тил. Он усел­ся на со­ло­мен­ный стуль­чик и лас­ко­во по­гла­жи­вал длин­ные ви­ся­щие уши ры­жей со­ба­ки.

Ли­цо ма­дам Аль­бер­ти­ны по­хо­ди­ло на не­за­вер­шен­ную скульп­ту­ру: в гру­бой мас­се ед­ва про­сту­па­ли чер­ты ли­ца, ко­то­рым, оче­вид­но, над­ле­жа­ло быть тон­ки­ми. Как все туч­ные лю­ди, она уме­ла соз­да­вать се­бе ил­лю­зии пе­ред зер­ка­лом. Зер­ка­ло у нее бы­ло уз­кое, и в нем она ка­за­лась на ди­во ху­до­ща­вой и не раз по­дол­гу за­дер­жи­ва­лась пе­ред ним, раз­гля­ды­вая се­бя и при­ни­мая раз­лич­ные по­зы, вну­шав­шие ей не­ко­то­рое ус­по­кое­ние. Те­ми же со­об­ра­же­ния­ми бы­ла вы­зва­на и ее сме­хо­твор­ная при­чес­ка: бук­ли, как чер­ные струж­ки, бол­та­лись вдоль ее от­вис­лых щек. Губ­ная по­ма­да, щед­ро на­ло­жен­ная на верх­нюю гу­бу, еще бо­лее ок­руг­ля­ла ма­лю­сень­кий ро­тик, а два маз­ка ру­мян на ску­лах пре­кра­ща­ли ее в ка­кую-то одут­ло­ва­тую ма­рио­нет­ку.

Все трое — жен­щи­на, ре­бе­нок, со­ба­ка — си­де­ли мол­ча. Ог­ром­ный шкаф из Брес­са, с узор­ны­ми фи­лен­ка­ми, был за­пол­нен ак­ку­рат­но раз­ло­жен­ны­ми стоп­ка­ми бе­лья, про­пах­ше­го ду­ши­сты­ми тра­ва­ми, ле­жав­ши­ми в ма­лень­ких ме­шоч­ках. Жи­ли­ще кон­сь­ерж­ки Хак бы­ло не по­хо­же на квар­ти­ры ее кол­лег в этом квар­та­ле, оно бы­ло ку­да чи­ще, да­же ко­кет­ли­вей. Аль­бер­ти­на иной раз го­ва­ри­ва­ла, что у нее, кро­ме скром­но­го за­ра­бот­ка, име­ют­ся и дру­гие до­хо­ды: ее доч­ка вы­шла за­муж за бо­га­то­го че­ло­ве­ка, пу­те­ше­ст­ву­ет во­круг све­та и не­ред­ко по­сы­ла­ет ей де­неж­ные пе­ре­во­ды. Хо­тя Аль­бер­ти­на и дер­жа­ла все­гда на сто­ле рас­кры­тый аль­бом с на­кле­ен­ны­ми в нем яр­ки­ми мар­ка­ми, ни­кто ее рас­ска­зам не ве­рил: не пы­та­лась ли она та­ким спо­со­бом, как и ка­ж­дый в этом на­се­лен­ном про­сто­на­родь­ем квар­та­ле, со­хра­нить хоть кру­пи­цу меч­ты, хоть ка­п­лю зна­чи­тель­но­сти?