— Две недели без машины!
Парень, все это время переминающийся у своего авто, уныло свесив голову, в ответ на эти… м-м-м… жестокие слова возмущенно вскинулся и плаксиво закричал:
— Ну ма-ам! Ну мы ж с ребятами в субботу в Вольскбург собрались… — но фрау фон Белов развернулась и, проигнорировав его вопли, прошествовала в сторону своего кабриолета. Молча сев за руль, она завела двигатель, и спустя десяток секунд блестящий лаком Mersedes исчез за ближайшим поворотом. Юный Дитрих еще несколько мгновений обиженно пялился на угол улицы, за которым исчез кабриолет с его матерью, а потом зло сплюнул и возопил:
— Черт! Ну почему она всегда так?! Все планы коту под хвост… — после чего повернулся и угрюмо побрел в сторону уже убравших приборы полицейских, старший из которых все еще что-то набирал на планшете, бросая взгляды то на побитый Porsche, то на все еще раскачивающуюся женщину.
Разговор между юным фон Белов и полицейским надолго не затянулся. Юноша молча покивал, угрюмо слушая что-то добродушно объясняющего ему полицейского, после чего уныло выудил из кармана документы на машину и отдал старшему наряда, а затем все с тем же угрюмым видом взял ручку, предложенную полицейским, и размашисто расписался на подсунутом им протоколе. После чего развернулся и, сокрушенно махнув рукой приятелям, с крайне недовольным видом двинулся в сторону kneipe[1], чья вывеска призывно горела через три дома. Приятели тут же оживились и шустро выдвинулись в том же направлении, по ходу присоединившись к своему вожаку. Алекс проводил их удивленным взглядом и развернулся к парочке, все это время продолжавшей о чем-то увлеченно спорить.
— Э-э… г-господа, я что-то не понял, а-а-а почему полицейские никого не задержали? — и он кивнул подбородком в сторону уже почти добравшейся до kneipe компании. Оба вечных оппонента тут же замолчали и недоуменно уставились на него. Похоже, они искренне не поняли суть вопроса… Но через пару мгновений лицо герра Микловски полыхнуло озарением, и он облегченно рассмеялся.
— А-а-а-а, ну да, у вас же там, в самом сердце Райха, вы, вероятно, с этим никогда не сталкивались… — он наморщил лоб и деликатно начал: — Понимаете, герр Майер, эта погибшая девочка, судя по всему, из туземцев. А это значит, что ее семья обладает статусом максимум «кандидатов в граждане». А скорее всего, они и вовсе всего лишь «местнопроживающие». Точно я вам сказать не могу — надо будет позже уточнить у полицейских, если вам интересно… Ну а на лиц данных категорий… м-м-м… как бы это поточнее… скажем так — юридическая защита законов Райха распространяется далеко не в полном объеме. И уж точно в куда меньшей степени, чем на полноправных граждан. Понимаете?
Алекс несколько мгновений недоуменно смотрел на Микловски и Штольца, потом перевел взгляд на женщину, все так же прижимающую к груди детский трупик, а затем тихо спросил:
— Так их что, вообще никак не накажут?
— Ну что вы! — возмущенно вскинулся Микловски. — Как можно?! У нас же правовое государство. Наказание непременно последует. Но-о… понимаете… как бы вам это объяснить… Вот, скажем, если у вас дома, в сердце Райха, — вновь повторил он так полюбившееся словосочетание, — один человек задавит соседа, полного гражданина, а второй… м-м-м… скажем, курицу или кошку — они что, понесут одинаковое наказание? Вот и здесь — наказание непременно будет и, можете мне поверить, вполне суровое. Dura lex, sed lex — как говорится. Не говоря уж о том, что и сама фрау фон Белов дама весьма строгих моральных правил и точно не спустит сыну… да вы и сами видели! Но это наказание будет произведено в полном соответствии с законами Райха. А они здесь, на Востоке, как вы понимаете, м-м-м, несколько отличаются от тех, к которым вы привыкли у себя.
Алекс несколько мгновений ошарашенно пялился на Микловски, потом перевел свой изумленно-неверящий взгляд на Штольца, после чего нервно хмыкнул.