Наконец мы подошли к очагу, где все уже было готово к праздничному застолью. На деревянных вертелах, вставленных в вилкообразные палочки, нас ожидала разного сорта рыба. Жарился гусь, а стекающий с него жир собирался в подставленную большую раковину. В середине пламени стоял чугунок, от него исходил запах наваристого мясного бульона. А чуть в сторонке — одна из выловленных нами бочек, уже открытая. Я увидел ее содержимое — прекрасный голландский сыр, запечатанный свинцовой пломбой. Изобилие еды, выпитый в дороге сок тростника еще более усилили аппетит.
Матушка пригласила всех к трапезе. Мы расположились прямо на земле, и кушанья подавались в тыквенном «фарфоре». Кроме того, мальчики нашли несколько треснутых кокосовых орехов, съели содержимое, а скорлупу приспособили в качестве ложек. Не осталась голодной и обезьянка. Дети макали кончики носовых платков в кокосовое молочко и протягивали ей; они страшно обрадовались, когда малышка сначала робко, но потом все смелее и смелее стала принимать угощение. Сомнений не было: сиротку мы выходим.
Когда ребята захотели расколоть топором еще несколько орехов, я вмешался:
— Стойте, стойте! Сейчас будем изготовлять посуду! Принесите-ка пилу, да побыстрей!
Жак, как самый проворный, моментально раздобыл пилу, и я работал до тех пор, пока каждый не получил по миске; затем матушка, довольная, что отныне не придется черпать ракушками из общего котла, разлила суп каждому отдельно.
Так проходил наш ужин. И хотя рыба оказалась суховатой, а гусь слегка подгорел, я сделал вид, что все отлично, и мальчики последовали моему примеру. Между делом выяснилось, что рыбу поймали Жак и Франц, а матушка самостоятельно выловила бочонок с сыром и тем самым надолго обеспечила всех великолепным десертом. Каждому было воздано по заслугам. Наконец пришло время отдыхать. Собранную днем сухую траву теперь расстелили в палатке, чтобы помягче было спать. Куры уже расселись на коньке палатки, гуси и утки тоже направились к ночной квартирке; по очереди заползали в палатку и мы. Обезьянку взяли с собой. Фриц и Жак с большой нежностью положили ее посередине и укрыли одеялом, чтобы ночью не замерзла. Улеглись в том же порядке, что и вчера, я — последним. День был трудный, и, плотно закрыв за собой палатку, я почти сразу погрузился в сон.
Однако наслаждаться покоем пришлось недолго. Громкий лай бдительных псов и беспокойное ерзанье кур на коньке палатки разбудили и меня, и жену, и старшего сына. Взяв ружья, мы вышли наружу.
Свет от луны позволил узреть страшную картину: почти дюжина шакалов окружила догов; наши храбрецы уже уложили на поле боя трех или четырех врагов, оставшиеся в живых расселись кружком, выли и пытались перенять у догов позиционные преимущества. Но собаки были настороже: рычали, крутились во все стороны и не подпускали наглых пришельцев.
Фриц и я прицелились и несколько раз выстрелили. Двое нарушителей ночного покоя остались лежать на песке, другие с перебитыми лапами обратились в бегство. Турок и Билли догоняли раненых, валили наземь и разрывали, а потом, когда битва уже закончилась, насыщались вволю своей добычей, опровергая распространенное мнение, будто собаки весьма неохотно поедают мясо лисиц и волков, своих ближайших сородичей.
Когда вновь наступила тишина, матушка позвала нас в палатку; Фриц испросил разрешения пойти и принести убитого им шакала, чтобы утром показать братьям. Мы позволили, и он с большим трудом приволок хищника, который был величиной с крупную собаку, хотя и не столь большую, как наши доги.
Я, как бы между прочим, сказал, что, если Турок и Билли возвратятся с поля сражения не насытившись, этот шакал будет отдан им на съедение в награду за бдительность и храбрость.
На том и порешили. Шакалий труп положили недалеко на скале, а сами снова залезли в палатку, где малыши спали непробудным сном, не слыша ни звериного воя, ни выстрелов. Мы задремали рядышком, пока петух пронзительным криком не возвестил наступление нового дня. Я разбудил жену, чтобы наедине обсудить ближайшие планы.
— Ах, моя дорогая! — начал я. — Нам предстоит столько всего сделать, что голова идет кругом. Совершенно необходимо пробраться на корабль; может, скотина еще не подохла с голоду, к тому же там много полезных для нас вещей. Да и на берегу работы невпроворот, ведь нужно найти другое жилище.
— Так или иначе справимся, — успокаивала меня жена. — Вот увидишь, дорогой, терпение и труд все перетрут. Признаться, я сама с тревогой думаю о предстоящей экспедиции на корабль, однако понимаю, что сейчас это главное, остальное может подождать.
— Да будет по-твоему, — поддержал я ее. — Ты останешься с меньшими; а Фриц, как самый старший и сильный из ребят, поедет со мной.
С этими словами я вышел из палатки и громко крикнул:
— Вставать, дети, вставать! Сегодня у нас дел по горло. Утренние часы на вес золота!
Моя юная команда пробудилась не сразу; ребятишки громко зевали, потягивались, снова засыпали. Только старшего словно ветром сдуло, он метнулся к своему шакалу. Труп за ночь закоченел, и Фриц выставил его напоказ перед входом в палатку, сгорая от любопытства, как отреагируют на это зрелище младшие братья. Но едва собаки заметили ночного врага, как сразу ощерились, залаяли. Фриц приструнил их, не повышая голоса, что меня, кстати сказать, очень порадовало. Теперь и малыши в палатке заинтересовались причиной беспокойного лая собак. Они выползали один за другим, и даже обезьянка не удержалась и осторожно выглянула. Увидев шакала, она нырнула обратно, забилась в дальний угол и зарылась в мох и траву, только одни глаза виднелись. Ребята же были в восторге и гадали, кто же стоит, точно на вахте, перед входом: Эрнст решил, что это лисица, Жак принял шакала за волка, а Франц — за желтую собаку.
Фриц только посмеивался над братьями, те обиделись, но мир вскоре был восстановлен; теперь мы начали размышлять, чем бы позавтракать. Поступило предложение открыть ящик с сухарями. Но зачерствелые сухарики оказались нам не по зубам. Фриц занялся осмотром бочки с сыром, а Эрнст прокрался к другой выловленной бочке, окидывал ее наметанным взглядом. Вдруг он воскликнул, сияя от радости:
— Ой, папа, будь у нас масло, все было бы в десять раз вкуснее.
— Вечно ты со своим «если бы да кабы»! — выразил я недовольство. — Хватит фантазий. Дорога ложка к обеду.
— Кто может открыть бочонок? — не унимался Эрнст.
— Какой и для чего?
— Для чего? Чтобы достать масло, вон там в большой бочке. Она не пустая, на стыках жирное проступает. И маслом пахнет.
— Ну и нюх у тебя! Хвалю. Если правду говоришь, первым получишь в награду кусочек масла.
Мы подошли к бочке, и я увидел, что мальчик прав. Хотелось, правда, достать масло и не испортить при этом бочку. Фриц предложил сбить самый первый обруч и вскрыть крышку. Но я не согласился: бочарные клепки разойдутся, и днем в жару драгоценный жир немедленно растопится и вытечет.
Решили поступить иначе: просверлить отверстие в бочке и понемногу доставать масло с помощью маленькой деревянной лопаточки. Скоро мы окружили бочку и заполнили наши кокосовые скорлупки прекрасным соленым маслом. Конечно, сухарики не стали мягче, но, поджаренные на огне, смазанные предварительно маслом, они получились превкусными. Правда, мальчики, иногда слишком усердствуя, сжигали лакомство, и его приходилось выбрасывать.
Пока мы завтракали, собаки лежали спокойно, всем своим видом показывая, что такая еда их не интересует. Кровавая бойня не прошла для них бесследно: в разных местах на теле, особенно на шее, были видны покусы и раны. Но доги зализывали их, помогая друг другу там, где достать самостоятельно было трудно, к примеру, вокруг шеи.
— Вот если бы на корабле нашлись для Турка и Билли ошейники с шипами! — подумал вслух Фриц. — Если шакалы напали на наш след, не исключено, что они еще раз объявятся и отомстят собакам за вчерашнее.
— Чур я! — отозвался Жак. — Я могу сделать ошейники, и неплохие! Если мамочка, конечно, поможет!
— Обещаю, мой милый хвастунишка, — сказала матушка, — посмотрим, что ты надумал!
— А ну-ка, дети, — добавил я, — проявите снова находчивость и смекалку. Хвала и честь тому, кто придумает полезное. А сейчас займемся насущными делами. Ты, Фриц, собирайся в дорогу, отправишься со мной на корабль; спасем то, что еще можно спасти. Малыши остаются при матушке. Будьте послушными и прилежными!