«Только так вы остановите поток ядерного оружия, которым вас в противном случае завалят. Освободившись, вы, может быть, сумеете восстановить свои индивидуальные человеческие права и вашу обычную человечность».
Однако, заканчивая беседу с журналистом, Швейцер грустно сказал ему: «Напишите вашу книгу, но будьте готовы к тому, что вы попадете в тюрьму. Это я говорю совершенно серьезно. Те, кто верит в этику, как Рассел, которого я хорошо знаю, никогда не бывают в почете. Их всегда преследуют...»
Видя насквозь слабоумную цивилизацию современного западного мира и продажность его прессы, Швейцер все-таки не мог усомниться в порядочности сидевшего перед ним человека. Макнайт не попал в тюрьму. Он написал все, что нужно было властям и конформистским массам.
Кроме журналистов, Ламбарене посещали просто поклонники ламбаренской больницы (они тоже писали отчеты), богатые странники и даже массовые туристы. Африканские путеводители упоминали теперь Ламбарене среди достопримечательностей континента — вслед за пирамидами и водопадом Виктория. Туристы, приезжавшие сюда, ожидали увидеть гигантскую фигуру Прометея, которого клюет орел или хотя бы «жареный петух». А видели старенького Геракла, который спокойно и с достоинством чистит авгиевы конюшни, повторяя единовременный подвиг юного Геракла ежедневно уже на протяжении полстолетия.
Что касается ритуала приема гостей, то Фрэнк вспоминает, что Швейцер не забывал и о правилах политеса.
«Когда прибыл, например, полный самолет французских генералов, доктор Швейцер даже приоделся. Это была довольно несложная процедура... При звоне колокольчика доктор Швейцер поднялся из-за письменного стола и надел шлем. Однако, выйдя из комнаты, он передумал и вернулся. Он открыл ящик, до отказа набитый веревочками, карандашами и ластиками, с ловкостью, выработанной годами, просунул туда руку и извлек на свет божий малюсенький, закрепленный на булавке, бывший некогда черным галстук-„бабочку“. Булавка была непохожа на те, чтовыпускают теперь в массовом количестве. Вероятно, еевыковал какой-нибудь кузнец из Гюнсбаха много лот тому назад. Швейцер торопливо приколол ее и теперь чувствовал себя окончательно подготовленным к приему высоких гостей.
Он спустился навстречу им по трапу. Но поскольку пирога, подвозившая высокопоставленных лиц, еще не подошла к причалу, он вынул захваченный с собою мешочек рису и стал кормить цыплят у тропинки. Потом последовали обычные рукопожатия, и гости были приглашены на завтрак. Один из прибывших, человек в пенсне, по всей вероятности армейский капеллан, сделал то, что здесь делали за столом очень редко; он встал и произнес торжественную речь, в которой просил бога ниспослать доктору Швейцеру здоровья и сил на долгие годы. Швейцер внимательно выслушал и отозвался очень кратко. Он сказал: «Будем надеяться, что господь нас слышит».
«В такие мгновения в глазах Швейцера появляется огонек, который не одобрил бы ни один профессиональный заклинатель, и огонек этот сопровождается особым подмигиванием, которое исчезнет из этого мира вместе со Швейцером».
В книге Казинса описан подобный же ритуал встречи старого поклонника Швейцера Эдлая Стивенсона. По пути от пристани бывший кандидат в президенты прихлопнул москита на руке Швейцера, и доктор сказал сердито:
— Не нужно было делать это. Он был мой москит. К тому же, чтобы справиться с ним, нет необходимости вызывать Шестой флот США.
Впрочем, о политике Швейцер с этими гостями разговаривать не хотел:
«Когда они спрашивают у меня о политике, я притворяюсь, что я еще более глух, чем на самом деле».
Заражение мира радиоактивными осадками — это, по мнению Швейцера, больше не было «политикой»: это был главный вопрос жизни на земле, проблема Уважения и Неуважения к Жизни. Тем не менее это было активным вмешательством в дела мира, к которому с неизбежностью привела Швейцера его действенная этика.
28 апреля 1957 года, через год после опубликования «Декларации совести», по норвежскому радио было прочитано первое воззвание Швейцера по поводу угрозы радиоактивности, нависшей над жизнью нынешнего и главным образом грядущих поколений людей и животных. Напомнив, что год назад он уже привлекал внимание к опасности радиоактивного отравления воздуха и земли в результате испытаний, Швейцер отмечает, что с тех пор непрестанно раздавались пропагандистские выступления, отрицающие как опасность испытаний, так и необходимость их немедленного прекращения. Швейцер привел несколько примеров из потока «утешающей» пропаганды, наводнившей мир. Прежде всего оп процитировал заявление Американского комитета по атомной энергии:
«...Нынешнее и потенциальное воздействие постепенного роста радиоактивности в воздухе на наследственность сохраняется в терпимых пределах».
Всякого неоглупленного и непредубежденного читателя такое заявление должно было бы насторожить. Что означает выражение «в терпимых пределах»?
«Смысл туманного рассуждения о „терпимых пределах“, — говорит Швейцер, — вероятно, заключается в том, что количество детей, которые будут рождаться изуродованными, будет недостаточно велико, чтобы оправдать прекращение испытаний».
И правда: ну родятся несколько сот уродов у счастливых молодоженов, стоит ли из-за этого прекращать испытания столь благородного оружия, как атомная или водородная бомба?
«Результаты всей этой арифметики вовсе не так надежны, как это хотели бы представить», — говорит Швейцер. Он приводит элементарные (для человека думающего) данные. За последние годы так называемый «допустимый предел радиации» приходилось снижать много раз. То есть при более тщательном рассмотрении он оказывался недопустимым. Если в 1934 году это было сто единиц радиации в год, то теперь предел этот официально снижен до пяти, а во многих странах установлен еще ниже. Доктор Лористон Тэйлор (США) и многие другие вообще не берутся сказать, существует ли безвредная доза радиации (а доктор Тэйлор — один из крупнейших американских авторитетов в области защиты от радиации).
«Нам постоянно твердят о „допустимой дозе радиации“! — восклицает Швейцер. — А кто допустил ее? Кто вообще имеет право ее допускать?»
С уточнением научных данных каждый раз выясняется, что «допустимые дозы» были гибельными и для людей и для животных.
«Поколение за поколением, — говорит Швейцер, — будут на протяжении веков свидетелями рождения все большего количества людей с физическими недостатками».
Декларация 9235 ученых, врученная доктором Лайнусом Полингом генеральному секретарю ООН 13 января 1958 года, прямо заявляла, что последствием испытаний будет рождение все большего числа детей-уродов.
Для Швейцера воистину «непостижимой чертой пропаганды продолжения испытаний» было «ее полное пренебрежение губительным влиянием, которое, по мнению биологов и врачей, окажет на грядущие поколения радиация». Швейцер приводил слова французского биолога и генетика Ростана, который называл эти испытания «преступлением, продленным в будущее». К тому же, замечал Швейцер, угроза эта касается не одних ядерных держав. Так кто дал им право рисковать здоровьем всего мира?
«Тот факт, что Советский Союз хочет сейчас отказаться от продолжения испытаний, имеет большое значение, — писал Швейцер. — И если бы Великобритания и Соединенные Штаты могли сейчас прийти к такому же разумному решению... человечество освободилось бы от страха...»
29 апреля 1958 года норвежское радио передало второе воззвание Швейцера, которое посвящено было опасности атомной войны. Швейцер повторял здесь то, о чем старались пореже говорить политики:
«Когда люди имеют дело с атомным оружием, никто не может сказать: „А теперь пусть решает оружие“. Можно лишь сказать: „А теперь мы вместе совершим самоубийство иуничтожим друг друга“.
Швейцер подчеркивал серьезнейшую опасность, которую представляет для мира круглосуточное состояние тревоги на случай военного нападения. Страшную опасность таит в себе возможность ошибки при расшифровке того, что появляется на экране радара. Ведь в этих случаях требуются немедленные действия, то есть развязывание войны. Швейцер рассказывает, как мир недавно оказался на грани гибели, когда радарные станции ВВС США и береговой службы США доложили о вторжении неопознанного бомбардировщика. Получив это предупреждение, генерал, командовавший стратегической бомбардировочной авиацией, должен был отдать приказ об ответной ядерной бомбардировке. Однако он колебался, понимая, какую ответственность берет на себя. Вскоре было обнаружено, что радарные станции допустили какую-то техническую ошибку. «Что случилось бы, если бы на месте этого генерала оказался менее уравновешенный генерал?..»