— Это сама по себе целая история. По части семейных секретов вы не одиноки. Они жили в квартире в Марчмонте, которой владел трастовый фонд. Этот фонд предоставлял — нет, до сих пор предоставляет — жилье ветеранам войны. Когда люди въезжали в такую квартиру, они оставались в ней надолго. Прабабушка прожила там с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот восьмидесятый год, до самой своей смерти.
— Это очень долго для одного места… шестьдесят три года.
— Ну да. — Эллен смотрит на открытки в рамках. — И вот лет шесть назад в ту же квартиру внезапно пришло письмо. Там была старая марка, но, к счастью, какая-то добрая душа на почте все же доставила конверт по назначению. Нынешний квартиросъемщик понял, кому это предназначалось, и отправил его в штаб-квартиру фонда, а уже они переправили письмо нам.
— Провидение.
— Можно и так сказать. Открытки были внутри очень потертого старого конверта, и кто-то вложил его в еще один конверт — для надежности. Если бы этого не сделали, думаю, бумага бы не дожила. — Эллен развязывает платок на голове и запускает руки в волосы. — Письмо попало к нам как раз тогда, когда меня уволили со скучной офисной работы. Я стала читать о забастовке и составлять генеалогическое древо. И вот однажды я шла по Лит-уок и увидела среди мусора, выброшенного после уборки, швейную машинку. К счастью, коммунальщики не успели ее вывезти. Я притащила машинку домой, одолжила у папы отвертки и разобрала ее на части, до последнего винтика и гайки.
Он бросает взгляд на бижутерию на стендах в комнате:
— Остальное — уже история.
— Примерно так. Я записалась на вечерние курсы ювелирного дела, и… мне пришлось это по душе.
— То есть ваша работа — это своего рода политическое заявление?
— И да и нет. Меня часто спрашивают, не свожу ли я таким образом счеты, но нет, ни в коем случае. Хотя я никогда не видела своих пращуров, но то, через что они прошли — забастовка, необходимость начинать с нуля, увечье на войне, — вдохновляет меня и заставляет изыскивать любые возможности. Я уверена, они были бы в ужасе, если бы решили, что я делаю это из ненависти к швейным машинкам.
— Но я все равно не понимаю.
— Хотите, процитирую мою заявку на финансирование?
— Давайте.
— Вкратце она звучит так: «Я создаю произведения искусства, которые воплощают собой кривую опыта работы, используя в качестве источника материала старые швейные машинки».
— Я перестал что-либо понимать после слова «кривая».
— К сожалению, чтобы найти финансирование, нужно сформулировать краткую заявку, и вот эта неожиданно сработала. Хотите услышать расширенный вариант?
— Да, пожалуйста.
Она берет с верстака шпулю, зажимает ее пальцами и передает ему:
— Швейная машина дает работу на фабрике, облегчает домашнюю работу и позволяет кормить себя, если работы нет вовсе. Имея дело с отдельными деталями разобранной машины, я чувствую контакт с теми, кто создавал ее на фабрике, и теми людьми, кто шил на ней дома. Тем самым я отдаю должное тем, чей опыт и решимость проложили дорогу современной жизни.
Фред осматривает лежащую в его ладони шпулю: — Знаете, очень впечатляет.
— Спасибо. — Она кланяется.
— Так вот, если вернуться к записным книжкам. Получается, что мы с вами в каком-то смысле родственники.
— Не родственники, но между нами определенно есть связь.
— Странное дело — семьи, правда?
— И не говорите. Вы еще моих братьев не видели!
Фред обращает взгляд на две оставшихся рамки:
— А здесь что?
— Конверты. Если я выну из рамки тот, что с почерком Джин, вы сможете почувствовать запах макияжа старой дамы.
Фред изучает эти свидетельства истории ее семьи и чувствует, что ему оказали скорее честь, нежели доверие. Старый конверт кажется довольно потрепанным, надписи потускнели, а уголки истрепались. Он откладывает его в сторону и берет последнюю рамку.
— Этот конверт я тоже сохранила, потому что он — неотъемлемая часть истории. Это тот, который доставил почтальон. В нем все и хранилось.
Он переворачивает конверт, ожидая чего-нибудь совершенно обычного. И тут на него смотрит уверенный почерк с причудливыми заглавными буквами. Фред не перепутал бы его ни с чем, ведь это почерк его матери.
Эллен завязывает на голове платок и не замечает растерянности на его лице.
— Фред, так что вы решили?
Из-за бесчисленного множества вопросов, роящихся у него в голове, он реагирует не сразу:
— Простите, что вы сказали?
— Я говорю: что вы решили? С вашей другой семьей?