Подмастерье поддевает деревяшки оббитым железом носком ботинка — ничего и никого. Мертвые грызуны едва ли не хуже живых, но, чтобы убедиться, он еще раз бьет ногой по куче обломков и уже потом наклоняется, чтобы рассмотреть все получше.
Среди мусора лежит конверт из манильской бумаги. Парень подбирает его и пытается прочесть адрес, но в коридоре стоит полумрак — лампы дневного света разбиты, так что ничего нельзя разобрать. Бросив недоделанную работу, подмастерье открывает соседнюю дверь с надписью «Кабинет врача».
Как и вся больница, эта комната, похоже, населена новыми формами жизни: в углу раздается какое-то шуршание. Высокие окна заросли паутиной, а жалюзи едва держатся на карнизе. Парень подносит конверт к тусклому свету и осторожно протирает зеленую марку большим пальцем. Двенадцать пенсов. Интересно, когда отправка письма стоила столько? Он снова всматривается в адрес, пытаясь разобрать почерк, но вдруг слышит, как открывается входная дверь в отделение. Мастер зовет его, спрашивает, закончена ли работа. Подмастерье цепенеет и инстинктивно зажимает рот ладонью. Забраться сюда — это нарушение правил, поэтому лучше не отвечать вовсе. Последнее, что ему сейчас нужно, — это лекция по охране труда и технике безопасности.
Паренек вслушивается и, убедившись, что остался один, берет стул и садится за стол. Кладет конверт перед собой и начинает выдвигать ящики, но в них, кроме пустых листов бумаги и засохших шариковых ручек, ничего нет. Разочарованный, он поднимает трубку кнопочного телефона и гордо выпрямляется:
— Да, доктор слушает.
Потом вспоминает встречу с консультантом по трудоустройству в школе и осторожно кладет трубку на место.
— Даже и не мечтай, парень. Никаких шансов, — говорит он сам себе.
Подмастерье встает из-за стола и принимается бродить по кабинету, рассматривая мебель и брошенное оборудование. Негатоскоп для просмотра рентгеновских снимков часто показывают в телесериалах, и парень подходит, чтобы получше изучить прибор. Щелкает выключателем — раздается громкое жужжание, и аппарат пробуждается к жизни. Выключить его быстро не получается.
На доске у двери кто-то написал белым мелом:
ДО СВИДАНИЯ, 1 МАЯ 2003 ГОДА
Подмастерье вынимает телефон и фотографирует это послание, чтобы потом показать матери.
Конверт все еще лежит на столе, парень берет его и стряхивает пыль, перед тем как засунуть в один из многочисленных карманов рабочих брюк. Бросив последний взгляд на кабинет, выходит за дверь и идет по коридору к выходу на свежий воздух. Молоток он оставил на месте, чтобы вернуться в понедельник и закончить работу.
Только на втором этаже автобуса подмастерье вспоминает о конверте. В самый первый день работы в больнице всех рабочих проинструктировали, что подобные находки необходимо сдавать в строительный штаб. Молодой человек выходит из автобуса у дома своей девушки, видит ее и громко окликает. Она оборачивается и улыбается. Совсем рядом — в шести шагах — стоит красный почтовый ящик. Парень быстро вынимает письмо из кармана, бросает в ящик, потом бежит к подруге и заключает ее в объятия.
Вечер пятницы начинается отлично, а впереди еще целые выходные…
Джин
21 марта 1911 года. Фабрика «Зингер». Клайдбанк
«Будет забастовка!» — Джин слышала, как эти слова негромко повторяли все вокруг, но сейчас стоило выбросить это из головы. Прямо на нее смотрел бригадир. Он то и дело вынимал из-за уха огрызок карандаша, что не очень-то вязалось с его солидной должностью, и делал очередную пометку в новеньком блокноте. Всего несколько недель назад этот парень был одним из них, и Джин задавалась вопросом, понимает ли он, насколько все для него изменится в связи с повышением.
Длинный зал цеха напоминал школьный класс на сто двадцать учеников со столами, рассчитанными на восемь — десять человек. Никто не знал, почему этот цех называли «Испытательным этажом», а цех по производству иголок — «Иголочным этажом». Просто так было всегда.
Многие работницы еще помнили нового бригадира маленьким мальчиком с торчащими ушами, который когда-то жил в самом бедном районе города. Он играл на улице с их собственными детьми, а эти женщины угощали его толстыми ломтями хлеба. От него всегда пахло застарелой мочой. Работницам было совершенно безразлично его недавнее повышение, но относиться к нему как к своему они больше не могли.
Бригадир прочистил горло и официальным, соответствующим положению тоном заговорил: