Когда в зале наступила тишина, Дональд начал:
— Друзья, спасибо, что пришли сегодня. — Он замолчал, давая возможность еще нескольким опоздавшим занять места в конце зала. — Товарищи, состоялась встреча с руководством, и у меня для вас новости. — Дональд помедлил еще несколько секунд. Как же это сказать? — К сожалению, новости не те, на которые мы надеялись.
Он увидел, как собравшиеся качают головами, как поникают их плечи, услышал вздохи разочарования.
Из середины зала раздался глубокий мужской голос:
— Ну же, Дональд, не тяни. Что там?
Проще всего было сообщить новости честно и прямо.
— По вопросу забастовки пройдет голосование. Руководство отправило каждому из нас открытки с вопросом, вернемся ли мы на работу. — Он помахал в воздухе листком бумаги. — Их доставляют прямо сейчас, пока я тут с вами разговариваю. Вернувшись домой, многие из вас найдут их на пороге.
Послышалось шарканье.
— Откуда ты знаешь? — На этот раз голос был женский.
— У меня свои источники, лучше их не раскрывать. — А теперь предстояло худшее. — Если наберется шесть тысяч голосов за то, чтобы продолжать работу, компания откроет ворота и запустит машины. — Дональд стоял прямо, перебегая взглядом от одного лица на другое. — Важно не дать себя одурачить.
Ропот нарастал. Он подождал, пока не наступит тишина и внимание полностью не переключится на него.
— Они не хотят и не будут удовлетворять наше требование по поводу коллективного договора. — Дональд принялся ходить по левой стороне сцены.
Джин, сидевшая в переднем ряду, почувствовала, насколько люди вокруг нее сникли. Она перевела взгляд на свои туфли: подошвы были тонкими, и стопы ощущали каждую неровность пола.
Дональд повысил голос. Его никто не учил выступать, но им двигала страсть:
— Это значит, что ничего не изменится. — Он перешел с левой стороны сцены на правую.
Джин следила за ним глазами, как и все остальные.
— Каждый цех должен будет вести переговоры о зарплате от собственного имени. Они хотят, чтобы ты, ты и ты, — он указывал пальцем на присутствующих, — думали, что это и есть прогресс. — Дональд вернулся к трибуне и проговорил, ударяя по ней кулаком после каждого слова: — Ничего. Не. Изменится.
— Но это деньги в наши карманы, а мне надо платить за квартиру, — раздался голос из конца зала.
Дональд ответил сочувственно, но твердо:
— Нам всем нужно платить за квартиру. Мы уже далеко зашли. Не дайте себя запугать.
Непонятно было, какой эффект произвели его слова. Напоследок он обратился к собравшимся еще раз:
— Я очень прошу вас: если вы решите проголосовать, напишите на открытке слова: «Обратитесь к стачечному комитету». Они должны нас услышать!
Последовали жидкие аплодисменты, ободрительные и гневные выкрики, но Дональд понимал: почти все сломлены.
Зал опустел, а с людьми ушел и бойцовский дух. И это вселяло в него тревогу.
Джин медленно брела к своему прежнему дому. Она пыталась предугадать будущее, прислушиваясь к разговорам вокруг, но оптимизма это не прибавляло. Как же ей не хотелось снова оказаться в той квартире и встретиться с отцом! Даже на расстоянии она чувствовала его враждебность. К тому же сейчас он наверняка доволен тем, как развиваются события. Уйдя от отца, Джин радовалась, что избавилась от его гнева и его правил. Но она должна была сейчас вернуться: ее открытка для голосования придет на ту квартиру.
Дверь оказалась не заперта, и доставать ключ не пришлось. Хотя стояла ранняя весна и сияло солнце, в квартире было холодно, огонь почти погас. Угли в печи совсем не давали жара — можно было разве что вскипятить чайник. Она тут же напомнила себе, что теперь ей не нужно разводить огонь и подбрасывать уголь. Конверт с открыткой для нее стоял на тяжелой деревянной полке над печкой.
Джин не помнила, когда она в последний раз получала какую-то почту. Она взяла конверт. Под ним оказался другой, адресованный отцу той же рукой. И еще один — для матери.
Она услышала за спиной шаги и развернулась.
— Итак, ты здесь. Вовремя, — сказал отец, встав между ней и дверью. — Почтальон вот принес.