Она отскребала кастрюлю от утренней овсянки, когда услышала, как громко звякнула крышка их почтового ящика. Ее пальцы были перепачканы в каше, которая так и норовила забиться под ногти. Сначала Конни хотела отряхнуть руки от мыльной пены и сразу же пойти за почтой — но так она бросит дело на пол-пути. Эмалированная кастрюля была последней в очереди, поэтому Конни продолжила энергично натирать ее щеткой, особое внимание уделяя саже с внешней стороны, оставленной газовыми конфорками. «Нет смысла, — думала она, — куда-то сейчас бежать, если потом все придется перемывать заново».
Конни тщательно вытерла руки тонким мягким полотенцем, висевшим на ролике: раздражение кожи было ни к чему. У нее замерзли ноги из-за того, что пол возле раковины всегда был холодным; не помогали даже тапочки из овчины, подаренные матерью на день рождения. Прежде чем вернуться на кухонный линолеум, Конни пошевелила пальцами ног, чтобы восстановить кровообращение. Блестящее желтое покрытие заскрипело у нее под ногами, когда она направилась через коридор к дверному коврику, где лежала целая россыпь конвертов. Она нагнулась и собрала их все. Мягкая бумага намокла из-за влажного передника.
В четырех письмах из пяти оказались рождественские открытки. Она положила их на столик в коридоре и обратилась к пятому — официального вида и с ее именем на конверте. Адрес был отпечатан на машинке, с ровными интервалами и без ошибок. Она закрыла глаза и представила, как уверенно бегающие по клавишам пальцы с силой вбивают каждую литеру в бумагу. Никакого намека на содержание не было: письмо выглядело тонким — возможно, там вообще единственный листок. Она заметила, что ярко-красная марка была наклеена не очень ровно — наверное, секретарша торопилась.
Что это значит: очередная ее заявка отклонена или ее наконец-то решили пригласить на собеседование? Она предполагала первое, потому что приглашение, наверное, содержало бы карту или какие-то другие указания, а в этом письме ничего такого явно не было.
— Мама! — крикнула она, обернувшись к спальне. Ответа не последовало, и через некоторое время она позвала громче: — Мама, ты там? Приходил почтальон.
Кэтлин стала туговата на ухо, хотя и отказывалась это признавать. Она находилась в спальне, в глубине квартиры. В субботу они обычно меняли постельное белье и просушивали матрасы. Пока Брюс был жив, Кэтлин занималась этим по понедельникам, но теперь ей больше не хватало сил справляться в одиночку, так что задачу перенесли на субботу, когда Конни могла ей помочь. В ее возрасте, как объяснил врач, проблемы со спиной были неизбежны, но сейчас та болела постоянно, и Кэтлин благодарила судьбу, что живет не одна. Она собрала белье для стирки и направилась в коридор, где столкнулась со спешащей к ней Конни.
— О господи! Девочка моя, не пора ли тебе уже обзавестись хорошими манерами?
— Ты не слышала, что я тебя звала? Мне кажется, ты глохнешь, мама. Смотри, мне пришло письмо.
Руки у Кэтлин были заняты простынями и пододеяльниками, и она смерила дочь тем раздраженным взглядом, которым матери тысячелетиями награждают своих отпрысков:
— Так что же ты его не открываешь?
Конни перевернула конверт и провела пальцами по краям, пытаясь представить, что ее ждет внутри.
— Честно говоря, я немного нервничаю. Я хотела бы получить именно эту работу, но, может быть, тут опять отказ.
— Ладно, давай посмотрим вместе, но мне нужны очки. Пойдем в кухню и почитаем, что там. Может быть, что-нибудь увлекательное, например что-то из управления по электроэнергии.
— И то верно. — Конни засунула конверт в карман фартука и освободила руки. — Давай сюда простыни.
Она отнесла белье в чулан и решила больше не медлить. Конни села за кухонный стол и в последний раз посмотрела на все еще запечатанный конверт, после чего наконец вскрыла его хлебным ножом.
Дорогая мисс Бакстер!
Благодарим Вас за интерес к вакансии в швейной мастерской Королевской больницы. Просим Вас прийти на собеседование во вторник, 11 января, в 10 утра.
Мастерская находится на верхнем этаже корпуса Даймонд-Джубили. Пожалуйста, не пользуйтесь лифтом.
Конни посмотрела на мать:
— У меня собеседование.
— Хорошая новость! А когда?
— Одиннадцатого числа следующего месяца.
— То есть в следующем году.