«Деньги! Пусть это будут деньги», — думает он.
Но это не деньги.
В коричневой упаковке оказалось шестнадцать небольших блокнотов. У некоторых обложка самодельная. Фред замечает, что одна из них сделана из атласа автомобильных дорог, а на другой — изображение горошка из каталога семян. Есть обложка из школьной тетради и старого гроссбуха. Блокнот на дне кипы обернут в знакомые обои с автомобилями.
— Моя спальня, — тихо произносит он.
Фред открывает первый из блокнотов. Каждая его страница имеет вертикальный шов у внешнего края. На первой странице стежки желтые, потом идут белые, синие, черные. И каждый раз этим швом пришит кусочек ткани размером примерно два на один дюйм. Есть на страницах и записи, и он задерживает дыхание: почерк тот же, что и на первых шести открытках на его день рождения и на банках с джемом в чулане.
В другом блокноте Фред тоже видит стежки, а рядом — описания, сделанные другой рукой. На первой странице написано:
Платье. Грудь — 34 дюйма.
Широкая юбка. Белый воротничок.
4 ярда. Ширина — 36 дюймов.
Ткань покупательницы — Дж. Хардвик.
Начато 13 сентября 1949 года.
Закончено 27 сентября 1949 года (Кэтлин).
Он медленно проводит пальцами по шву абрикосового цвета. Стежками прикреплен прямоугольник хлопковой ткани с узором из цветочков и светло-зеленых листьев.
Джин
Апрель 1915 года. Лит
Каждый день, ожидая Дональда с работы, Джин выглядывала из окна верхнего этажа, чтобы не пропустить тот момент, когда муж покажется из-за угла. Как только он появлялся, она бежала ставить чайник, так что вода успевала закипеть еще до того, как Дональд заходил в квартиру. Чтобы все получилось вовремя, нужно было налить определенное количество воды. Казалось бы, мелочь, на которую он наверняка не обращал внимания, но ей все равно нравилось делать это для него. Горячий чай после долгой работы на воздухе — настоящее благословение.
Мужчины всегда возвращались из доков вместе: они маршировали по улицам, как солдаты, хотя в армию их не брали. Иногда ей удавалось услышать их раньше, чем увидеть: они громко приветствовали своих детей и требовали, чтобы те шли домой помогать матерям. Но в последнее время все стало по-другому: теперь им приходилось строить военные корабли, и они относились к этому очень серьезно. Дональд рассказывал, что они с товарищами стали меньше болтать, сократили перерывы, быстро съедали сэндвичи и сразу возвращались к работе.
Когда его ботинки загрохотали уже по последнему лестничному пролету, а чайник начал весело дребезжать на плите, Джин сняла с гвоздя плотную тряпку в клеточку и намотала на руку, чтобы не обжечься о металлическую ручку: ожог мог быть очень болезненным. Заварочный чайник уже ждал на столе, оставалось только залить чайные листья кипятком.
— Привет, любимая, — сказал Дональд, войдя в квартиру, и Джин не чувствовала никакой обиды оттого, что эти слова относились не к ней, а к шестимесячной Энни, которая лежала в колыбельке с набитым животиком — оставалось надеяться, что ближайшие пару часов она останется спокойной и довольной. Им повезло: кроха спала хорошо, и пока что всем им удавалось вписываться в новый распорядок дня.
— Тсс! — предупредила Джин. — Я ее только что уложила. Поиграете потом, когда поешь.
Он протянул к ней руки, привлек к себе, так что ее домашние туфли почти оторвались от пола, и закружил по квартире, как некогда делал в Клайдбанке.
— Тогда мне придется поиграть с тобой.
— Дональд, хватит. Вдруг она слушает. — Джин в шутку отпрянула от него, когда он поставил ее на пол, а потом снова быстро прильнула, обняла и поцеловала.
— Хорошо, мисс, — сказал он, — я буду вести себя прилично.
— Тогда помой руки и лицо, а я поставлю на стол ужин.
Он потянул носом:
— Чую кролика.
— Так и есть, но на тарелках не появится еды, пока эти руки не будут вымыты, так что, если ты пришел голодным, тебе лучше пойти в ванную и сделать то, о чем я прошу.
До нее донесся запах розовой карболки. Дональд начал мыть руки, тщательно натирая их по локоть мыльной пеной и смывая грязь. Затем он повторил всю процедуру, чтобы окончательно избавиться от крошечных частиц металла. Насухо вытерев руки, Дональд вернулся к колыбельке. Пока Джин стояла к нему спиной, раскладывая дымящееся рагу по белым тарелкам, он наклонился над спящей дочерью:
— Ты слышала, как меня третирует твоя мать? Может, я лучше съем на ужин тебя, мой кролик Энни?