Ребенок начал ворочаться. Ее пальчики сжались в кулачки, и она повернула к нему головку. Глаза ее щурились от еще яркого предвечернего света, заливавшего комнату.
Джин появилась у него за спиной и похлопала по плечу:
— И что ты сейчас делаешь?
Она положила руки ему на бедра. Впрочем, Джин понимала, что бесполезно его убеждать оставить Энни в покое: он никогда не мог удержаться.
— Просто здороваюсь.
— Вот сам теперь и разбирайся. Ее нужно будет держать, пока мы едим, и я уступаю эту честь тебе, Дональд Кэмерон!
— Да я и не возражаю.
— А будешь, когда она срыгнет тебе на рубашку.
Он вынул дочку из колыбели и удобно устроил у своего плеча.
Джин порезала для Дональда тушеное мясо из рагу.
— Только не думай, что я стану это делать для тебя в старости, — сказала она. — Тогда у меня будут дела поважнее, серьезно тебе говорю.
Конни
Сентябрь 1955 года. Эдинбург
Конни выглянула из окна верхнего этажа корпуса Даймонд-Джубил и, стены которого выложены красным песчаником. Внизу, между высокими зданиями отделений, садовники косили траву. Конни чувствовала ее аромат, и ей казалось, что это последние запахи лета: скоро начнется листопад. «Приятно, должно быть, работать на улице, когда светит солнце», — подумала она. Уж лучше, чем в мастерской, куда из расположенной этажом ниже кухни проникают запахи больничных обедов.
К концу дня в мастерской остались только Конни и миссис Арчер. Рабочий день уже закончился, но несколько комплектов формы нужно было срочно перешить, и Конни предложила остаться, чтобы все доделать.
Раздался нерешительный стук в дверь, но обе женщины его услышали.
Мисс Арчер посмотрела на часы и покачала головой:
— Идите домой. Мы уже почти все закончили, а остальное подождет до завтра. Мы много сделали.
— Вы слышали стук?
— Да, и я его игнорирую.
— Хотите, чтобы открыла я? — Конни взяла шерстяное пальто — слишком теплое для последних солнечных деньков в сентябре, — свернула и положила в свою корзинку.
— Скажите, чтобы приходили завтра. Режим работы указан на двери. Никакой уважительной причины быть не может.
— Что ж, тогда до завтра.
— До завтра. Спасибо за помощь.
Конни ожидала увидеть оставленную в коридоре тележку с кипой простыней или врачебных халатов. Но вместо нее увидела высокого человека, чье лицо было ей смутно знакомо.
— Здравствуйте, — сказал он.
— Я могу вам чем-то помочь?
— Э-э… я надеюсь, — ответил мужчина.
Она готова была поклясться, что он покраснел до ушей.
— Вы заблудились?
— Это швейная мастерская?
— Да. — Она указала на табличку.
— Простите, не могли бы вы помочь мне с брюками?
— С брюками?
— Мне надо их починить, коленки прохудились.
— А вы кто?
— Альф Моррисон.
— Да…
Она была права: они раньше встречались — он играл в шахматы с ее отцом. Тот случай у библиотеки она до сих пор вспоминала со стыдом.
Он показал ей пару коричневых вельветовых брюк с дырками на коленях.
— Нельзя ли это починить?
Конни услышала, как мисс Арчер встает со стула и подходит к двери.
— Вы здесь работаете?
— Я садовник.
— Боюсь, мы этим не занимаемся. Мы чиним форму медсестер, шторы для отделений, покрывала. Одежду мы не ремонтируем.
— Жаль, извините, что побеспокоил. Я решил, что можно попробовать.
— Я провожу вас, — предложила Конни и тут же поняла, что это звучит смешно: ведь он как-то сюда попал, стало быть, и выбраться сможет. Она закрыла за собой дверь, и они направились вниз по широкой лестнице.
— Мы раньше не встречались? — Его вопрос звучал вполне невинно.
— В библиотеке. — Она избегала его взгляда. — В прошлом году. Боюсь, я убежала, не поблагодарив, а ведь вы тогда спасли меня от автобуса. Мой отец очень сердился, когда узнал, что я чуть не покалечилась.
— Конечно, Брюс Бакстер! Шахматный кубок Бакстера назван в его честь. — Он помолчал. — Очень прискорбно было узнать, что ваш отец скончался.
— Спасибо. Год был очень трудным. Мама, наверное, до сих пор не пришла в себя.
— Должно быть, тяжело, когда долго любишь кого-то — и вдруг его больше нет.
Они вместе вышли из больницы на Лористон-плейс. Конни думала, что сейчас он под каким-нибудь предлогом попрощается и пойдет в другом направлении, но Альф не отставал от нее.
— Вы идете домой? — спросила она.