— Я слушаю.
— Ну ладно. — Кэтлин помолчала, будто решая, что сказать дальше. Наконец она глубоко вдохнула и произнесла слова, которые могла бы унести с собой в могилу, если бы все сложилось иначе: — Я была замужем дважды. Первый брак был с человеком по имени Филипп Райт.
Кэтлин пропустила ленту между пальцами, как портняжный метр, оставив один конец свисать на пол, потом снова принялась сворачивать ее.
— Он был бухгалтером и вел все финансовые дела нашего семейного бизнеса. Мой отец считал его замечательным человеком: вежливый, эффективный — сплошные достоинства. Да и сам Филипп Райт считал себя совершенством, хотя я не сразу это поняла.
Рассказывая, она методично сворачивала ленту, аккуратно поправляя ее края.
— Мы поженились в тысяча девятьсот десятом году, после того, что ты, наверное, назвала бы бурным романом. Мой отец был очень рад тому, что я пристроена, и, конечно, мне пришлось уйти из школы, но это не казалось важным: ведь теперь я была замужем, и муж мог меня обеспечивать. Отец настолько обрадовался, что даже купил нам эту квартиру. — Кэтлин окинула взглядом комнату. — С тех пор она не очень-то изменилась: новые шторы, стены посветлее, новая плита на кухне рядом со старой печкой, но в целом квартира осталась почти такой же, какой была, когда я сюда въехала.
Конни не проронила ни слова. Она продолжала пришивать и отпарывать заплатку на брючине, приделывая ее то так, то эдак, и старалась ничем не отвлекать мать от воспоминаний.
— Филипп Райт захотел, чтобы мы купили швейную машинку. Он говорил, что это будет подарок на первую годовщину свадьбы. Я помню тот день, когда мы пошли за ней в магазин, словно это было вчера. Он настаивал, чтобы я купила самую большую и дорогую ножную машинку в самом красивом футляре.
— И как же ты взяла эту?
— Я не хотела такого монстра. Мне вообще, честно говоря, не нужна была швейная машинка. — Кэтлин улыбнулась своим воспоминаниям. — Я сказала продавцу, что педальные швейные машинки — это не для леди.
Тут уже Конни не сдержалась:
— Что ты сказала?!
— Тогда так считалось. Не знаю, откуда взялось такое мнение, но в то время оно широко обсуждалось. Некоторые женщины полагали, что пользоваться педалями неприлично. Я надеялась, что мы сможем уйти из магазина вообще без покупок, но Филипп Райт, — это имя она выговорила особенно четко и слегка передернулась при этом, — сказал, что я выгляжу усталой и бледной, и предложил мне посидеть в магазине, а сам зашел с черного хода, чтобы оформить покупку. — Кэтлин снова передернула плечами. — Я понятия не имела, что он там заказал, потому что он мне так и не сказал, но через месяц в дверь постучали — и доставили это. — Она указала на швейную машинку, стоящую перед ними.
— И тогда?
— И тогда Филипп Райт исчез.
Конни много раз читала о таком в романах и журналах, но никогда не имела с этим дела в реальности. Она потеряла дар речи.
Кэтлин перестала возиться с лентой и взяла в руки стопку блокнотов, как карточную колоду. Все они были разного размера — не было даже двух одинаковых. Она тасовала их и тасовала, каждый раз постукивая ими о колено, но никак не могла аккуратно разложить.
Наконец Конни смогла открыть рот:
— Как это исчез?
— Испарился. — Кэтлин сильнее сжала блокноты. — И забрал с собой все до пенни со всех банковских счетов нашего семейного бизнеса. Я была единственной дочерью вдовца, и теперь я понимаю, что все это было частью его плана. — Она выпрямилась в кресле. — Отец умер через два месяца.
Конни стало нехорошо.
Теперь, когда Кэтлин начала говорить, это словно бы приоткрыло крышку сундука с многолетними семейными тайнами.
— Наш поверенный сказал, что семейный дом придется продать, чтобы заплатить долги фирмы, и спасло меня только то, что документы на эту квартиру оказались на мое имя. Филипп Райт там даже не упоминался. Теперь я вспоминаю, как ходила к юристу с отцом и как он следил за тем, где я расписываюсь. Интересно, понимал ли отец уже тогда, что однажды это окажется очень важным.
— Мама, уже темнеет. Я доделаю эти брюки завтра. — Конни встала со стула. — Учитывая все, что ты рассказала, я не понимаю, как ты вообще можешь шить на этой машинке.
— Я очень долго об этом не вспоминала. А сейчас я устала. Может, мне лучше просто пойти лечь.
— Ты уверена?
— Да. Обещаю, что завтра все расскажу. Честно говоря, выговориться — это, оказывается, большое облегчение. Прошло столько лет.
Шторы для миссис Сандерсон из номера 81. ОПЛАЧЕНО.
Заплатка на коричневые вельветовые брюки. А. Моррисон. Бесплатно (Конни).
Замена воротничка рубашки (Конни).