Я оставила Алису, дав ей несколько заданий, и ушла, как обещала, на демонстрацию Кристоса. Площадь фонтанов выглядела тихой. Я знала это место как свои пять пальцев. Пятницы считались рыночными днями. По утрам и вечерам в кафедральном соборе проводились службы галатианских природников. Иногда на площади устраивали развлечения или небольшие ярмарки. Я всегда ходила на Шелковую ярмарку, куда торговцы со всей Галатии и ее окрестностей привозили изысканный шелк, хлопок и шерсть – ткани, которые я большую часть года не могла купить даже у лучших торговцев города.
Мне всегда удавалось приобрести несколько рулонов шелка, которых никто еще не смотрел. Я два года обходила все прилавки, и по ярмарке наконец пошли слухи, что к продавцам заглядывает не просто швея. Торговцы серафским шелком считали меня волшебницей, схожей с ворожеями их королевского двора. Они торговались со мной с большим уважением и всегда давали немалую скидку. Семья квайсетских прядильщиков шерсти называла меня за моей спиной ведьмой и молилась всем святым, когда я проходила мимо. Одна худая, как нитка, женщина с гор, заведовавшая мастерской по выработке хлопка высочайшего качества, была убеждена, что я фея. В общем, некоторые торговцы отказывались обслуживать меня, а другие тихими голосами предлагали заманчивые сделки – свои лучшие ткани, припрятанные для продажи в королевских домах. Целые рулоны за полцены. Партии из их личных запасов.
Я выбирала торговцев, чьи ткани были уникальными, красивыми и высокого качества, и заключала с ними сделки. Кто-то просил чару выздоровления от ревматизма, другой – любовную чару для скромной дочери. Для многих торговля в Галатии являлась единственным доступом к чарам, но они не могли договориться с пеллианцами, которые не использовали ни шелк, ни дорогой хлопок. Я считалась одной из немногих чародеек, кто помогал им в галатианских городах. В некоторых странах магия вообще не дозволялась, верили там в чары или нет. Чародейство шло вразрез с их религиозными и моральными кодексами. На суровом острове Фен магия, иллюзии и даже карточные фокусы считались незаконными. Никто и никогда не слышал о чародеях из Квайсета, где, как говорили, глубже веры в святых были только зимние сугробы. Я с радостью выполняла заказы торговцев, работая поздними вечерами над платками, шапками и шалями. А потом они разбирали свои палатки и уезжали в родные страны.
Так как мои чары работали, у меня всегда находились верные союзники на рынке.
До следующей Шелковой ярмарки осталось несколько месяцев, подумала я, шагая по холодным камням площади. Вокруг суетились люди, торопясь пройтись по магазинам, спеша от мельниц на западе и от речных доков к своим домам на востоке. Вряд ли кто-то сегодня планировал задерживаться на площади.
Перед церковью собралась толпа людей. Многие из них размахивали флагами. И все они носили красные колпаки. Демонстрация Кристоса.
Я притаилась возле огромного бронзового фонтана в центре площади, решая про себя, стоит ли дать знать о себе брату тихим приветствием или просто пойти домой. Кристос настаивал, чтобы я посмотрела его выступление, и да, он получил мое согласие. Однако я не хотела, чтобы меня увидели. Простое игнорирование обидело бы его, ведь он пытался сделать меня участницей своего протеста. Неужели он не понимает, что наша жизнь во многом зависит от моих добрых отношений со знатью – теми людьми, которых он сейчас обвинял?
Я с печальной усмешкой подумала о подругах леди Виолы, рассуждавших в салоне о Мелхоире. Кристос никогда не поверил бы, что благородные леди могут обсуждать те же темы, на которые спорил он.
Несколько секунд я рассматривала происходящее так, словно это была одежда, которую мне следовало разобрать для подготовки лекал. Женщина в коричневом плаще впихивала брошюры прохожим, желали они того или нет. Я узнала ее по «Ореховой долине». Это была прачка с красноватым лицом, ее руки в шрамах быстро раздавали памфлеты небольшой толпе, которая уже собиралась вокруг членов Лиги.
Не только прачка убеждала соотечественников присоединиться к ней. Две женщины, включая высокую пеллианскую девушку, размахивали самодельными флагами и зазывали людей, проходивших через площадь. Остальная группа оказалась куда большей, чем я ожидала. Все они были рабочими – молодые парни с грудью колесом; мужчины и старики, тащившие годы работы на своих согнутых спинах; местные горожане; белокурые галатианские провинциалы с севера; кареглазые крестьяне с юга; пеллианцы и еще один человек, который мог быть квайсом. Это выглядело так, словно какой-то ветер, пробежавший через склады и доки, принес сюда рабочих. Примерно половина мужчин носили красные колпаки, похожие на те, которые я сделала по требованию Кристоса. Золотистое сияние на одной из шапок, носимой незнакомым мне мужчиной, подтверждала, что среди демонстрантов они раздавались наугад. Даже без колпаков все они выглядели одетыми в своеобразную форму – испачканная грубая одежда, явно не «лучшее с рынка»: рубашки, заправленные в штаны, и шерстяные жакеты, нуждавшиеся в починке.