Действительно — поющие пещеры…
А потом пещера расширилась, и они вышли в самый настоящий зал. Наплывы, сталактиты и вздымающиеся им навстречу сталагмиты были не менее красивы, чем в других местах, но глаза сразу притянул крупный валун, стоявший наособицу от других. Смазанные, неопределенные очертания роднили его с «танцующими» статуями самого Яниса: зайди с одной стороны — увидишь фигуру в плаще, с другой — выбирающегося из скалы змея. С третьей и вовсе получится трон с любопытным котенком.
— Хозяин пещеры… — невольно выдохнул Ян.
Считалось, что такие «хозяева» не имеют отношения к горным духам — горняки не спорили, но и никому не докладывались. А спелеологи считали правильным выбирать в каждой пещере самый примечательный валун и именовать его «хозяином». Иногда в пару ему находили и «хозяйку», но это бывало реже.
Слова Яниса подхватило эхом, отразило от сводов, вплело в перестук капель. Акустика в этом зале оказалась просто потрясающей, да еще и замкнутой, потому что всех этих переливов за его пределами слышно не было.
Внезапно в довершение всего как-то мигнул и стал чуть приглушенней свет. Янис даже испугаться не успел: бока коснулась знакомая теплая рука, замерла на мгновение, предупреждая, и потянулась к поясу, гася и его амулет. Шарики, вспыхнув на прощание, потухли — и наступила темнота.
Густая, полная, без отблесков и бликов, только под веками искры, если зажмуриться.
И полная в другом смысле — звуков, шорохов, ударов капель, еле слышного дыхания над ухом. Теплых знакомых объятий.
Отзвуками ощущалась уже знакомая мелодия камня. Тихо журчала вода. Шепотом откликался ей ветер. А под ладонью мягко, но уверенно чувствовался пульс Рила.
Янис невольно сосредоточился на нем, постепенно погружаясь в размеренный ритм: сердце эльфа билось чуть медленнее его собственного, и под его влиянием дыхание непроизвольно становилось более медленным и глубоким. Яну на какой-то момент показалось, что они стали частью этой уютной, теплой темноты, песни-голоса пещеры, собственного пульса крови…
А потом пришел вдох. Более точное описание горгона подобрать так и не смог — это в самом деле больше всего напоминало вдох какого-то огромного существа, мирно спящего в глубинах земли. Может, даже самого вулкана, недаром же их зовут именно спящими, а не умершими.
Вроде бы и угрозы в нем не было, и не ощущался он как-то другими органами чувств — а змейки дернулись, чуть ли не ставя чешую дыбом.
— Пойдем дальше? — шепотом спросил Ян.
— Идем.
Что случилось, Рилонар не понял, хотя странное беспокойство Яниса ощутил явно, а может, и увидел. Все-таки он был полукровкой, и ему темнота не была такой уж помехой. Но двинулись все равно не сразу: пришлось постоять еще немного, пока глаза привыкали к свету.
После зала с хозяином пещеры тоже было немало потрясающих мест и удивительных красот, но восприятие уже чуть притупилось. Ян даже про свою камеру вспомнил — до этого слишком захвачен восторгом был, так что теперь наверстывал. Впечатлений хватало. Когда они выбрались из пещеры через другой выход, заметно ближе к вершине горы, солнце к закату еще не клонилось, но за полдень перевалило давно.
— Это так… Рил, у меня просто слов нет.
— Тогда и не надо говорить?
Эльф выглядел странно отдохнувшим и довольным: ему подземелья всегда нравились, сказывалась отцовская кровь. А здесь, когда маршрут был не очень сложным — по меркам тех же дроу, — можно было и вовсе почти расслабиться.
— Пойдем поищем место для ночевки? К морю спустимся завтра.
— Через пещеры?
— Нет, уже поверху, тут есть подходящие места. Я хочу показать еще кое-что, но это уже завтра.
Выпытать, что же это «что», из Рила было нереально, если он так предвкушающе улыбался. Сейчас внезапно во всю ширь развернулась его совершенно неэльфийская черта: стремление удивлять и радовать любимого.
— Главное, чтобы у тебя уши опять не сгорели, — не удержался от легкого поддразнивания Ян. — Говорят, горный загар ложится быстро и всегда сильнее.
— Эльфы не загорают! — фыркнул в ответ Рил, и это было истинной правдой.
Правда, никто не говорил о волосах, и Ян тихо посмеивался: вот они как раз таки выгорели, став из бледно-золотых совсем белесыми, но не тусклого, резкого оттенка, как волосы дроу, а мягкого, с едва уловимым теплым отливом. Золото только в корнях и мерцало.
Чуть выше пряталась небольшая долина, заросшая по склонам разлапистым высоким кустарником. Полукруглая, мягких очертаний, с теплым озером в центре, очень уютная и с хорошим видом на море — лучше для ночевки и не придумаешь. Озеро и боковые скалы должны были уберечь от ночной прохлады, это не считая предусмотрительности Рилонара, конечно.
Янис затруднялся сказать, нашел Рил долину заранее или же не знал о ней и просто действовал по ситуации. Но, так или иначе, здесь оказалось просто чудесно, а сидеть на теплых от солнца камнях, перекусывая прихваченным Рилом сухпайком — и как только додумался взять такое, — было до одури здорово, аж чешуя проступала по коже полосками и хотелось жмуриться и улыбаться.
Кроме сухпайка в рюкзаках из ожидаемых, но внезапных вещей притаился еще и надувной двухместный спальник. В сдутом состоянии эта модель была достаточно легкой и компактной, а стоило ее надуть, как получался толстый и теплый матрас со вторым «матрасом» чуть тоньше, закрепленным сверху. Самое то для уединенной ночевки в горах, особенно с учетом сверхпрочной материи. Лежишь, обнимаешься, смотришь на звезды — незнакомые, но такие яркие.
В общем, спальник точно не был виноват в том, что Янис никак не мог улечься, ворочаясь с боку на бок. Сначала горгона списал это на обилие впечатлений, потом заподозрил, что умудрился как-то обгореть на солнце: легкий зуд был довольно-таки характерным признаком.
А потом до Яна все-таки дошло.
— Ри-и-ил, — виноватым шепотом. — Не спишь?
Тот завозился сразу, сел, в темноте блеснули глаза — странным зеленовато-красноватым отблеском.
— Что случилось?
— Ничего так чтобы страшного, но я кое-что упустил. У нас же есть аптечка?
*
Тихо шелестела вспарываемая тонким лезвием шкура. Заточенное до нереальной остроты, оно легко прорезало даже толстые участки, отделяя и оставляя ровный край.
Руки двигались умело, точно: поддеть край чешуйки, чуть надавить, подсунуть лезвие под нужным углом, потянуть, чтобы она с тихим треском отошла, давая подцепить следующую. На груди и животе было много таких широких пластинок, так что работа шла медленно.
Но лезвие поблескивало, двигаясь, — и вот уже целые пласты шкуры оказывались на земле, белесые и почти прозрачные. Освободившаяся из-под них чешуя казалась отполированной, бликуя даже под неярким светом луны. Ян тихонько сопел, стараясь не шевелиться и не осложнять тем самым задачу. Только зрачки шевелились, отслеживая каждое движение лезвия.
Закончив с хвостом, где было больше всего работы, Рил перешел к самому сложному: к голове и рукам. Что-то, похоже, пошло не так: в прошлый раз старая шкура стягивалась с Яниса легко, с рук и вовсе соскользнула, как перчатки. Сейчас же она плотно обтягивала пальцы — и Рил нежно погладил их, прежде чем поднести лезвие, проводя по ладони самым кончиком ножа.
Едва ощутимое прикосновение — но старая шкура лопалась, оставляя все расширяющуюся темную полоску. Горгона тихонько вздохнул, все так же стараясь не шевелиться, хотя очень хотелось поймать ладонь Рила в ответном пожатии.
В сложившейся ситуации была немалая доля его собственной вины: замотался и упустил все признаки скорой линьки. «Вдох» в пещерах, поставивший чешую дыбом, вообще свидетельствовал о ее начале, так что не понять, что происходит, можно было бы в первый раз, но никак не во второй. А он все списал на впечатления. Если бы вовремя сообразил, специальные мази сделали бы старую шкуру эластичной, позволяя снимать ее большими лоскутами, да и горела бы она потом гораздо охотнее… Но чего нет, того нет. Ян как раз пытался понять: это кажущееся, или его и впрямь стиснуло так, будто старая шкура мала размера на два? Все-таки слишком сильно даже для линьки.