Поев, Юлерми стал собираться
— К Эркки Маслову схожу. Он говорил, одному хозяину строевой лес нужен, дом подрубать собирается, нижние венцы подгнили. Поговорить надо что и как. Если задержусь, то ложись без меня. На печку, там теплее. Или на мою кровать, тогда я на печку лягу.
— Мне всё равно.
— Если всё равно, то ложись на печку, я больше люблю в прохладе спать. За занавеску не ходи, там вещи Сильвы. Я сам туда без дела не захожу, не хочу память её понапрасну тревожить.
Юлерми ушёл, а Микко подбросил дров в печку, помыл посуду после еды. Вскоре пришла Ирма Леппянен, высокая ростом, сухощавая и сутулая телом, с тёмным узким лицом и удивительной белизны тонким платком под шалью.
Дотошно расспросила Микко, кто он таков и по каким делам явился. Вздохнула о Сильве, отметив, какова та была хорошая жена и аккуратная хозяйка. И завершила свои воспоминания вполне философически.
— Все там будем.
На Микко, как на помощника, поначалу смотрела довольно скептически, но когда убедилась, что он не только суетится под ногами, но и прок от него есть, приняла под своё начало.
Велела добавить дров в печку и согреть воды. Когда вода согрелась, развела пойло скотине и поручила отнести пойло в хлев.
В хлеву подожгла лучину и зажав её в зубах сама налила пойло низкорослой комолой корове карельской породы и двум мериносам, овце и барану.
Потом приказала Микко, чтобы он положил сено в ясли корове и овечкам, да клал бы аккуратно, не трусил на пол, а если упадёт какой клочок, чтоб не оставлял на полу, а поднял и положил в ясли. Сама же насыпала ячменя курам. Когда всё исполнил, вручила горящую лучину и две впрок, с наказом сидеть и светить, пока скотина не напьется, а куры не насытятся, да с огнём быть аккуратнее, чтобы хлев не спалить. И забрав пустые ведра вернулась в дом, готовить скотине пойло на завтрашнее утро, а для Юлерми и Микко еду на весь следующий день.
Микко вернулся в дом и доложил Ирме.
— Всё. Лучинки сгорели.
— И я заканчиваю. Пойло на завтрашнее утро готово. Cущик варится. Быстро сегодня управилась. И не мудрено, четыре руки не две. Вот сущик доварится и пойду, дома дел тоже хватает.
Помешала уху, попробовала.
— Нет, не разварилась.
— Если только из — за ухи, то чего ждать. Сущика доварить и я смогу.
— Правда, умеешь? — Испытала Ирма.
— Варил. И не раз.
— Тогда хозяйничай сам, а я пошла, — согласилась было Ирма. — Нет, погоди… лучше я дождусь, посмотрю, как у тебя получится.
Когда Микко доложил о готовности кушанья, Ирма сняла пробу в две ложки, первую — на готовность, приподнимая губы ловила зубами то картофелину, то крупинку, проверяла хорошо ли разварились, вторую, долго причмокивая и перекатывая по рту — на вкус.
Одобрила.
— На соль угадал, молодец.
И ушла.
Микко подкинул дров в печку, принёс ещё охапку, на завтра и уложил их подсохнуть. Посидел у жаркой печки. Разморило, потянуло в сон. Но дождался, когда догорят дрова.
Юлерми всё ещё не было. Закрыл трубу, налил воды в рукомойник — исстари у карел непростительным делом, даже грехом считалось оставить рукомойник без воды на ночь, задул лампу и полез на лежанку спать.
Скоро уже, через несколько дней Новый Год. Этот праздник они всегда справляли семьёй. Разумеется, на сколько это возможно в коммунальной квартире. Квартира где они жили была небольшая, всего три съёмщика, жильцов по прописке восемь, а постоянно жили лишь шестеро. Миша с папой и мамой и Костя с родителями. А Федосеенко, дядя Юра и тётя Лариса приезжали два раза за два года, брали отпуск через год, потому что работали на Крайнем севере. В начале лета приедут, привезут всем, всей квартире, подарки. Кому что, а Мише всегда привозили одну большую, трёхкилограммовую и несколько маленьких банок сгущёнки. Из большой Миша сгущенку ложкой ел, в кипятке разводил или в чай добавлял, а маленькие дядя Юра научил его варить. Такая вкуснятина эта варёная сгущёнка!
Побыв в Ленинграде с неделю, точнее, пробегав эту неделю по магазинам, дядя Юра и тётя Лариса уезжали на юг, откуда возвращались уже в сентябре. И снова, неделю — две пожив в Ленинграде, уезжали на север, чтобы вернуться почти через два года. А однажды они приехали раньше обычного, к майским праздникам и привезли с собой огромную, чуть не во весь стол серебристую рыбину с тёмной макушкой и пятнистыми щеками, и очень вкусную. На весь праздник одной рыбины хватило.
Кухня у них, для такой квартиры была огромная, двенадцать квадратных метров. На праздник сдвигали семейные столы, преображали их большой скатертью в один общий, квартирный, и накрывали его в складчину.