Да, ты перестал плавать и теперь мне неинтересен? Или — нет, ты перестал плавать, но все ещё мне интересен?
— Ты знаешь, — Антон давит своим взглядом, и я поспешно выкручиваюсь из этой словесной ловушки.
— Ты меня интересовал не потому что был моряком. Но, так или иначе, эта история в прошлом. Плавай — не плавай, мне все равно. Скажи лучше другое, — спешно меняю тему на этот раз я. — Почему ты перестал плавать?
Антон резко откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди, закрываясь от меня. Я догадываюсь, что на эту тему он говорить не хочет, и молча радуюсь тому, что имею такой чудесный козырь. В любой момент теперь я могу закончить наш разговор этим вопросом и буду уверена, что Антон промолчит.
К нашему столику подходит официант с подносом и ставит чашку с конденсатом около меня и дымящуюся чашку — около Антона. Мы синхронно киваем пареньку и отпиваем напитки. Я чувствую эмоциональное преимущество над своим собеседником и расслабляюсь, откидываясь на спинку стула. Все-таки мне любопытно, почему он перестал плавать, и я решаю для себя выяснить этот вопрос.
— Я хочу увидеть Тимура, — хмуро говорит Антон, а я чуть не давлюсь кофе.
«Нет!» — хочу завопить я. Я не покажу тебе его! Он — мой! Ты только сделаешь ему больно! Я не хочу видеть, как мой ребёнок страдает, потому что папа наобещал кучу всего интересного, а сам появляется на горизонте раз в столетие! А в том, что это будет именно так, у меня нет никаких сомнений.
— Ты не хотел видеть его, когда он родился. Не хотел видеть, когда ему был год, два, три, четыре, — распаляясь, зло перечисляю я. — Сейчас ему пять, что изменилось?
— Как ты не понимаешь? — Антон резко отодвигает от себя кофе. — Я был в море 11 месяцев в году, такое редкая семья выдержит. Да я за свои плавания такого навидался! Мужиков жены бросали чуть ли не по смс, потому что связи для звонка было недостаточно!
— А, и ты решил действовать на опережение, — ехидно отвечаю я. — Заделал ребёнка и бросил меня сразу.
— Я не хотел ребёнка, ты знаешь, — жестко обрывает меня Антон, сужая глаза.
— Знаю, — киваю я. — Ты хотел аборт. Ну, так представь, что я его тогда сделала, и вали из моей жизни!
— Черт побери, Лиля! Да что с тобой не так?! — Антон вскакивает, и его стул падает назад, но он не замечает. — Я же хочу всё наладить!
— А у меня уже всё налажено! — так же вскакиваю я. — Ты только всё сломаешь!
На нас смотрят почти все посетители и работники кафе, но ни он, ни я не обращаем на это внимание. Мы испепеляем, уничтожаем, разрываем друг друга взглядами. Молчаливая злость каждого направлена против другого, и никакие слова не помогут, потому что всё до предела очевидно.
Антон сквозь зубы выпускает ругательство, выбрасывает несколько купюр из кармана на стол и яростными шагами уходит из кафе, оставляя меня на поле битвы одну. Меня потряхивает от эмоций, и я заставляю себя сесть и спокойно дышать.
Вдох — выдох.
Какой же он козел!
Вдох — выдох.
Сволочь!
Глава 18
Звонок в дверь звучит приглушенно из-за закрытой двери моего кабинета. Я не отвлекаюсь, зная, что няня Тимура разберётся с гостем. Текст книги идёт какими-то всплесками, толчками, как будто у моей музы не хватает сил вытолкнуть его наконец из себя целиком и сразу. Я то пишу стремительно, не обращая внимания на знаки препинания и опечатки, то зависаю посреди фразы, не в состоянии подобрать нужных слов. Мне не нравится такой ритм, но я упрямо продолжаю стучать пальцами по кнопкам клавиатуры.
Дверь в кабинет приоткрывается, и я слышу спокойный голос няни:
— Лилия, к вам гость.
Я дописываю предложение, сохраняю написаное и поворачиваюсь на стуле к Маргарите Петровне. Ее волосы, тронутые сединой, собраны в аккуратный пучок, а через линзы очков на меня смотрят ее невозмутимые глаза. Она стоит в коридоре и не заходит ко мне, не потому что я просила об этом, а потому что считает мой кабинет запретной для себя территорией.
— Гость? — переспрашиваю я удивленно.
Я никого не жду сегодня. Мой взгляд скользит к раскрытому ежедневнику, но и там нет важных записей.
— Мужчина, — поясняет она и добавляет. — Представительный. С букетом.
Я хмурюсь, потому что совершенно не представляю себе, кто это. Макс предупредил бы, а других мужчин — представительных, с букетом — у меня нет.
Я выхожу вслед за Маргаритой Петровной, и она сворачивает в детскую, а я шагаю дальше. Холл коридора широкий, и там я сразу вижу Антона. Он стоит в напряженной позе, как будто зашёл в клетку к тигру. В его руках и в самом деле находится букет, но мне кажется, что цветы он держит для того, чтобы было чем занять свои руки. Его взгляд окидывает всю меня — в джинсовом коротком комбинезоне и лёгком топе — а затем изучает интерьер квартиры. В это мгновение Антон напоминает мне оценщика, потому что ничто не остаётся не замеченным его глазами. Чем ближе я подхожу к нему, тем больше чувствую его тревожность и нервозность, и эти чувства передаются мне, перекрывая мое собственное недовольство его визитом.
— Что случилось? — спрашиваю я, всматриваясь в лицо Антона.
Он смотрит на меня своими голубыми глазами, и в них я вижу решимость пополам с болью. Этот взгляд настораживает меня ещё больше, и я стискиваю руки в ожидании его ответа.
— Впусти меня, — тихо произносит Антон.
— Да ты и так вроде уже зашёл, — с недоумением отвечаю я, но он меня перебивает.
— Впусти меня в свою жизнь и в жизнь нашего сына.
Я раздраженно закатываю глаза. Опять эта тема! Говорили ведь об этом несколько дней назад в кафе. Я думала, что мы всё прояснили.
— Антон, ну сколько можно…
— Столько, сколько потребуется, — с нажимом говорит Антон и протягивает цветы. — Это тебе. Возьми. И давай поговорим.
— Но…
— Пожалуйста. Просто поговорим.
Он берет мою руку и вжимает мне в ладонь букет нежно-розовых кустовых роз, который я обхватываю на автомате. От цветов пахнет приторно-сладко, и я невольно втягиваю их аромат сильнее. Подняв глаза от букета, я утыкаюсь в два круглых кусочка неба, и мое сердце пропускает удар от зашкаливающей нежности, которая струится почти осязаемо от Антона ко мне.
— Просто поговорим, — тихо повторяет он, гипнотизируя меня.
— Ладно, — так же тихо соглашаюсь я и веду мужчину за собой в кабинет.
Я захлопываю ноутбук и кладу букет на стол рядом. Антон опускается в кресло с желтой подушкой, и я проглатываю ком, чувствуя, что это неправильно. Это место важно для меня, как воспоминание о Максе, но теперь в нем сидит другой мужчина и одним своим присутствием меняет всё вокруг.
— Ну, говори, — торопливо предлагаю я, желая поскорее завершить наше общение.
Я опускаюсь на стул и поджимаю под себя одну ногу.
Антон проводит рукой по волосам, взъерошивая их, и долго смотрит на меня, не мигая. Я вижу, что он собирается с мыслями, и перевожу взгляд на маленькие бутоны розочек, пока ещё не раскрытых. Они очень нежные и напоминают мне о тех букетах, что дарил мне Антон тогда, 5 лет назад. Их было всего два или три, но стояли они долго, украшая мою комнату всё то время, что мы встречались.
— Лиля, — начинает Антон, и я перевожу взгляд на него. — Ты имеешь полное право на меня злиться за то, как я поступил тогда. Я понимаю тебя, хотя по-прежнему считаю, что со своей стороны сделал всё правильно… Погоди, — останавливает он меня, видя, как открывается мой рот для протеста. — В любом случае, это дела давно минувших дней. Сейчас мы находимся в этой точке, и в этой точке у нас есть общий сын. Пока он мал, но, чем старше он будет становиться, тем больше ему нужен будет отец. Как друг, как пример, как наставник. И, я уверен, ты осознаёшь, что лучше всего на эту роль подхожу я. Кто ещё поймёт его? Кто ещё полюбит его, как своего? Кто будет готов отдавать ему все свои силы?
— Ма-акс! — внезапно слышим мы приближающийся крик Тимура из коридора. — Ма-акс!