— Мам, там норы с мышами! Вот такие! — ребенок радостно показывает руками, сильно преувеличивая размер, и Таня краснеет.
— Уж я с ними борюсь, борюсь… Даже кошка не особо помогла.
— А тут и кошка есть? — с надеждой поворачивается к ней Тим.
— Нет, милый, — улыбается ему Таня, и меня радует выбранное ею обращение. — Мы брали ее у соседей.
— Ну, зато есть мыши, — философски замечает мой сын. — У меня в садике ни у кого мышей нет. Если расскажу, мне все обзавидуются, — горделиво добавляет он под общий смех.
Вскоре Макс уезжает, и я остаюсь в незнакомом месте, которое отчего-то кажется мне своим. Тимур продолжает исследовать участок и находит всё новые для себя развлечения — садовый шланг, большие грабли, муравейник. Я раскачиваюсь на качелях и приглядываю за ним. Догадываюсь, что Тане и Стасу хочется распросить меня, узнать обо мне побольше, но они сдерживают свое любопытство и уходят в дом заниматься своими делами. Мне хочется писать, и я придумываю несколько отличных зацепок в сюжете про Веронику. Телефон быстро сохраняет мои задумки, а потом экран озаряется входящим вызовом. Я вижу фото Киры, и сердце мое холодеет. За всей этой неразберихой я совсем позабыла о двоюродной сестре. Конечно, журналистом до нее не должно быть никакого дела, но так я думала и про себя.
Принимаю вызов и выпрямляю спину.
— Да, Кира. У тебя всё в порядке?
Я не могу долго ждать и сразу задаю волнующий меня вопрос.
— Э-э… да. В целом, — ее голос звучит неуверенно, а на фоне я слышу шум улицы. — Послушай, когда я вышла из дома, на меня прямо напала целая толпа телевизионщиков. Они спрашивали про тебя и Макса. Я не знала, что отвечать… — она замолкает, а я закрываю ладонью лицо от огорчения. — И тут подъехал твой знакомый, он сказал, чтобы я садилась к нему, и это глупо, но я так растерялась в тот момент… В общем…
— Погоди, — перебиваю я. — Какой ещё знакомый?
— Антон, — просто отвечает Кира. — Фамилию не знаю, но он на мотоцикле.
— Зотов, — шепчу я и не знаю, может ли быть всё ещё хуже или это уже дно?
— Что? — переспрашивает Кира, не разобрав мой ответ.
— Ничего-ничего. Так и что дальше?
— Антон отвёз меня в универ. Девчонки чуть не пищали, когда увидели нас, — она умехается, а я тревожно поджимаю губы, потому что знаю эффект, который производит Антон на девушек. — Он обещал отвезти меня домой после универа, но рекомендвал позвонить тебе. Вот я и звоню. У меня сейчас перемена, потом еще две пары, и я буду свободна.
Блэкаут, полный блэкаут — вот, что я сейчас ощущаю.
Откуда Антон узнал про существование Киры? Что он может сделать, познакомившись с ней? Стоит ли привозить ее сюда или предложить погостить у подруги?
Вопросы требуют срочных ответов, но мне их не найти. Я вязну в мыслях, как в вязкой нефти, — задыхаюсь, тону и не могу пошевелиться. Мне уже представляется, как Антон привозит Киру сюда, как он всё портит между мной и Максом, как он кружит голову Кире, и как она тоже беременеет от него. От калейдоскопа этих картинок мне становится так плохо, что, кажется, вот-вот стошнит.
Глава 23
— Кир, — я сдёргиваю резинку с волос и распускаю пучок. — Знаешь, домой лучше пока не ходить, там могут дежурить журналисты. Сможешь у подружки поночевать? Пару ночей.
— Шутишь? — смеётся девушка. — С удовольствием!
— Только постарайся Антона обходить стороной, — продолжаю я серьезно.
— Почему? Он классный, — замечает она.
Вот в этом-то и дело. Я задумчиво ковыряю носком балеток землю под качелями. О роли Антона в моей жизни родственники не знают — и, возможно, зря — потому что мне не хочется выглядеть в их глазах идиоткой. Кто ещё мог так влюбиться в моряка и не заметить, что его чувства совсем не такие же пылкие?
— Кир, у нас с ним не самые лучшие отношения, и я… я ему не доверяю, — мне неловко так путать свои аргументы, но как иначе убедить сестру я не знаю.
Девушка молчит, и я решаю додавить.
— Это правда, Кира. Его вид обманчив.
Она вздыхает и неохотно соглашается:
— Ладно, я тебя поняла.
Я перевожу дыхание и скорее освобождаюсь от картинки Киры, беременной от Антона.
Мы прощаемся, и я возвращаюсь к своей книге и к Веронике. Их отношения с Джедом всё ближе к кульминации — когда они оба поймут, что всё гораздо серьезнее, чем они предполагали. Что Джед скучает по Веронике и злится, когда она не звонит. Что Веронике обидно отпускать парня к его девушке и ей каждый раз хочется, чтобы он остался с ней. Они до сих пор не целовались, хотя в остальном зашли гораздо дальше, чем мы с Максом. Но таково их понятие близости. Для обоих поцелуй станет чем-то сродни столкновению и взрыву двух миров — неотвратимое событие, которое уничтожит всё вокруг для чего-то нового и гораздо более яркого.
Во всяком случае, я веду их в этом направлении. Макс, может, и сменит курс, но, пока он занят своими делами, в нашей книге я за главного. И мне не хочется сознаваться в этом самой себе, но я испытываю облегчение. Моя книга — снова в моих руках, мои герои — снова только мои, и мне не нужно объяснять логику их поступков. Моя скорость повествования — снова та, что комфортна для меня, мой сюжет — снова меняется так и тогда, когда этого хочу я.
Я создаю этот мир, я его развиваю — и это одно из самых ценных ощущений в моем творчестве. Меня посещает коварная мысль скорее дописать книгу, пока Максу не до неё. Я готова оставить его имя на обложке, готова поделиться с ним гонораром, но мне совсем не хочется впускать второго демиурга в свой мир.
Даже если этот демиург будет прожигать меня взглядом своих темных глаз, даже если он будет сжимать меня своими широкими ладонями, даже если будет целовать, не давая вдохнуть воздух… Я улыбаюсь и прикрываю глаза. Почему его поцелуи, его прикосновения, его близость остаются в моем сознании такими четкими, словно татуировки на теле? Почему, стоит лишь смежить веки, как все частички Макса — его дыхание, его тепло, его сила — с лёгкостью проявляются, словно он рядом? Моя кожа покрывается мурашками, мое сердце ускоряется, кончики моих пальцев покалывает от реалистичности моих фантазий, от моего предвкушения, от моего желания. От моей нужды в нем.
Я не знаю, когда мы доберёмся до главного, до того сокровенного момента, когда не останется никаких преград, никаких причин, никаких условий, но я готова ждать, потому что ожидание подогревает. Неторопливость распаляет меня получше скорости, и я только надеюсь, что для Макса наше вынужденное промедление кажется таким же тягуче-сладким.
Я стараюсь не вплетать свои мысли и чувства в книгу, но они все равно прорываются между слов, и Вероника перестаёт быть самой собой. Я чувствую это по тому, как текст начинает тормозить. Нужные слова не подбираются, фразы не строятся, диалоги затухают. Я понимаю, что нужно вернуться назад и изменить написанное сегодня, и с досадой блокирую телефон. Не люблю такие моменты, но временами они случаются.
К вечеру мое творчество снова идёт как по маслу. Особенно после того, как закончились звонки из издательства. Мне звонили юристы, главред и Тамара, но я не могла рассказать им ничего нового. Они сетовали на ситуацию до тех пор, пока кому-то из них не пришло в голову развернуть дело в свою пользу.
— Работа над романом так сблизила соавторов… Они так упорно влюбляли героев друг в друга, что не заметили, как… — главред бормотал уже предполагаемыми цитатами из анонсов книги. — Это будет сенсацией!
Мне не слишком-то хочется выносить отношения с Максом на публику, но раз уж Майя все равно это сделала, то другого выхода нет.
Я жду своего мужчину, сидя в кресле. Текст четкими строчками укладывается на экране телефона строка за строкой, а в это время Стас и Таня возятся с Тимуром. Родители Макса кажутся мне прирожденными бабушкой и дедушкой — столько в них заботы и тепла для ребёнка. Тим с удовольствием играет с ними и совсем не капризничает, чему я очень рада. Однако задача уложить его спать все равно на мне, поэтому после девяти часов вечера я увожу сына в одну из выделенных нам комнат. Мы долго лежим, глазеем на по-летнему светлое ночное небо и слушаем стрекот кузнечиков. Тимка рассказывает мне о впечатлениях за день и постепенно всё-таки засыпает. Он звездой раскидывается на двухместной кровати, и я калачиком сворачиваюсь на краю. Я не хочу засыпать и ещё некоторое время пишу книгу, но потом и меня берет измором сон, и мои глаза закрываются.