— Мы случайно встретились. Неподалёку от университета.
Антон тоже поворачивается к ней и излишне мягко просит:
— Ты не оставишь нас, Кир? Нам бы парой слов перекинуться.
Девушка с облегчением кивает и уходит в сторону, уводя за собой и Тима. Мы с Антоном провожаем их взглядами, и он вдруг сообщает:
— Мы действительно встретились случайно. Она так мило пыталась меня отшить, — он усмехается. — Говорила одно, а взгляды кидала прямо противоположные.
— Я просила ее держаться подальше от тебя, — сухо объясняю я.
— Серьезно? — удивляется Антон и поворачивается ко мне. — Почему?
Я молчу, придумывая ответ, а потом выдаю горьковатую правду:
— Потому что хочу, чтобы ее дети рождались запланированными.
Антон хмурит брови и разглядывает меня, как нечто не слишком приятное. Наверное, его задевает мой ответ, но он подавляет в себе злость и спрашивает с кривой усмешкой на губах:
— Ты думаешь что у всех моих девушек одна судьба? — Антон качает головой. — В таком случае я бы тебя на осаждал.
Я молчу, потому что не знаю, что сказать. Я рада, что только я забеременела от тебя? Я рада, что у тебя вокруг полно других девушек?
Но, кажется, Антон вовсе не ждёт от меня ответа. Он делает шаг, приблизившись ко мне, и тихо произносит:
— Нам было хорошо вдвоём, верно, цветочек? А теперь у нас есть сын — так кому, как не нам, становится парой и семьей?
Должно быть, это было логично с мужской точки зрения, но совершенно не логично с моей, женской. О какой паре, о какой семье может идти речь там, где нет доверия и уважения? Не говоря о более глубоких чувствах. Да, между нами мерцают всполохи притяжения, я чувствую их, стоя сейчас рядом с ним. Память тела, которому не дают новое и лишают старого. Но я понимаю, что тогда, пять лет назад, мне было хорошо с Антоном потому, что я относилась к нему совсем иначе. Более восторженно, более пылко, более влюблённо. Он покорял мое сердце каждым своим движением, каждой шуткой, каждым взглядом. А сейчас он может покорить меня лишь своей силой — и этого ничтожно мало для настоящего удовольствия.
— Извините, что прерываю вас, — слышу я громкий и злой голос Макса и резко оборачиваюсь.
По пляжу идёт мой яростный, гневный и вспыльчивый мужчина. Каждое его движение — обещание расправы, каждый его взгляд — полное уничтожение, каждый его вдох — разрушение до основания.
И я невольно любуюсь этим неистовым явлением Бога Войны.
Глава 25
— Макс, это не то, что ты подумал! — хочу сказать я, но молчу, потому что мои слова сейчас не сыграют никакой роли.
Что может остановить грозного воина, торопливо идущего на поле битвы? Уж точно не слабая женщина. Я благоразумно ухожу с его пути и получаю порцию испепеляющего взгляда разъяренного Макса.
— С тобой я позже разберусь, — рычит он и снова концентрируется на противнике.
Антон внимательно осматривает его в ответ — даже сканирует в поиске слабых мест. От него не укрывается решительность Макса и его настрой. Антон чувствует неминумо надвигающуюся драку и неосознанно расставляет ноги чуть шире, чтобы занять более устойчивую позицию. Кулаки его сжимаются, и, я готова поспорить, адреналин уже во всю бушует в его крови. Я никогда не видела его в драке, но уверена, что постоять за себя он умеет. Иначе надолго во флоте он бы не задержался.
Откуда у Макса навыки бойца, я не знаю. Вряд ли, написав пару глав любовного романа, он участвует в подпольных боях без правил. Но весь его взъерошенно-агрессивный вид заставляет думать только о тех, кто дерется в клетках до полного поражения противника.
Я делаю еще пару шагов назад и невольно отхожу подальше от места столкновения двух метеоритов. Глазами я выискиваю Киру и Тимура и делаю им знак оставаться подальше. Кире приходится удерживать мальчика, потому что он полон решимости лично поздороваться с Максом. Но, кажется, и он понимает происходящее, когда Макс замирает в шаге от Антона. На берегу тишина, только шум волн отчетливо слышен, но мне кажется, что между двумя мужчинами грохочет грозовая туча. Или это барабаны задают ритм боя? Я закрываю уши ладонями и понимаю, что слышу удары собственного сердца, которое заходится в тревожном стуке.
— Давненько я не дрался из-за девчонки, — хрипло усмехается Антон.
— А это не из-за девчонки, — возражает ему Макс и чуть шевелит плечами, разминая их. — Это — из-за женщины.
Его первый удар достигает цели. Антон чуть отшатывается назад и пропускает второй. Боль действует на него, как красная тряпка на быка, и вот уже Макс теряет инициативу и отступает назад.
Они перекидываются ударами — сначала проверяя друг друга. Они кружат, как тигры, и резко бросаются на противника, как львы. Каждый выброшенный вперед кулак не остается без ответа, и драка кажется отрепетированной из-за своей четкости. Но я понимаю, что это — лишь разминка, когда мужчины начинают бороться в полную силу. Они чаще промахиваются, но, попадая в цель, заставляют соперника рычать сквозь зубы. Скорость их движений растет, словно кто-то нажимает на пульте кнопку перемотки, и мне уже сложно уследить за тем, кто нападает, а кто защищается. Кажется, что вот-вот они оба и вовсе будут казаться смазанными, когда я слышу впереди испуганный возглас Киры:
— Тим, стой!
Но мальчик уже вырвался из ее рук и бежит прямо в ядро драки, туда, где беспощадные удары рук, туда, где свирепые атаки, туда, где кровожадные искры в глазах.
Я не знаю, что движет им. Желание помочь Максу? Мужской инстинкт принять участие в сражении? Детский интерес к необычному поведению взрослых?
Я не знаю. Но в голове моей уже проносятся картинки того, что может случиться, если он окажется рядом с Максом и Антоном. Если они не заметят его. Если не остановятся вовремя.
И я делаю то единственное, что могу.
Я кидаюсь в самую гущу мужского столкновения, врываюсь между ними, раскалываю их ожесточенный клубок и кричу:
— Прекратите!
Мне достается крепкий удар чьего-то кулака и острый выпад локтя с другой стороны, и я охаю от внезапной боли, но всё же развожу руки в стороны, уперев ладони в мужчин. Мне под ноги падает Тимур, запнувшийся совсем рядом. Он растягивается на животе, и голова его оказывается в считанных сантиметрах от кожаных туфлей Макса и тяжелых мото-ботинок Антона.
Мужчины тяжело дышат, оглядываясь кругом. Их взгляды не совсем осознанные, и они явно не понимают, что я делаю между ними, но изо рта обоих вырываются ругательства, когда они замечают лежащего на песке Тима совсем рядом с ними. Кира все еще стоит чуть поодаль и прикрывает ладонями рот. В ее глазах я вижу ужас от того, что могло произойти, и знаю, что она уже винит себя. Я дрожащими губами улыбаюсь ей, показывая, что всё в порядке, и опускаюсь на колени к ребенку. Тимур встает, опираясь на мои руки, и с восхищением смотрит на мужчин.
— Вот это да!.. — с придыханием выдает он, и я не даю ему договорить, спешно прижимая к себе.
В уголках моих глаз собираются слезы, и я часто моргаю, чтобы не расплакаться прямо здесь, в ногах у мужчин. Они дралсь из-за меня и чуть не растоптали то единственно важное, что есть у меня. Я понимаю, что и сама виновата — не стоило оставлять Тимура на попечении у Киры. От смешения этих чувств — вины, облегчения, боли — слезы накатывают на меня сильнее, и мне приходится смахивать их ладонью украдкой.
— Мам, ты видела? — восторженно спрашивает Тимур. — Макс ка-ак даст — бам! — а Антон ка-ак в ответ ему — бум! Я тоже так хочу!
— Да, милый, я видела, — шепчу я, чтобы голос не выдал моих слез.
Я слышу, как отходит чуть в сторону Антон, чувствую, как на мое плечо ложится рука Макса, и он приседает рядом.
— Лиль, ты как? Куда я тебе?..
Видимо, это его кулак я поймала, и мой левый бок отзывается на его слова болью, но я молча мотаю головой. Какая разница, куда?