Мать с ребёнком повернула обратно, мальчишки прошли мимо, а мисс Я-болтаю-по-телефону закончила разговор и потёрла руки одна об другую, чтобы немного согреться. Ральф следил за каждым её движением, а волк внутри него приготовился к решительному прыжку.
Последовал второй звонок. Девушка взяла трубку и некоторое время только слушала.
– Как ты можешь! – неожиданно возмутилась она. – Не нужно говорить со мной в таком тоне!
Он терпеливо ждал.
– Сколько раз тебе повторять! Нет, это ты послушай! – на глазах девчонки проступили слёзы.
Ничего, он утешит её. Скоро она перестанет плакать. Навсегда.
* * *
Убивал ли он из злобы или ненависти?
О, нет! Поначалу, подобно несмышлёному ребёнку, ему было просто любопытно смотреть, как жизнь покидает тело, ускользает в неведомом направлении, оставляя после себя лишь мёртвую материю. Он старался понять ту необъяснимую разницу, которая существовала до убийства и после него.
Повзрослев, Ральф научился получать от своих преступлений эстетическое наслаждение. Почему бы и нет? Он такой же художник, как и другие деятели искусства, с той лишь разницей, что они выхватывают мгновение из стремительного потока времени с помощью кистей и красок или мрамора, а он – посредством остановки дыхания. За считанные секунды до смерти его жертвы становились самыми прекрасными полотнами: их глаза наполнялись таким искренним ужасом, какого не смог бы изобразить ни один гений в мире, за исключением скульптуры "Лаокоон и его сыновья". Впервые увидев её изображение, Ральф надолго погрузился в созерцание предсмертных мук обречённого мужчины и двоих его детей. Змеи обвили их тела и душили, душили, душили, не оставляя никакой надежды на спасение.
Но шедевры Ральфа были слишком недолговечны. Они существовали лишь короткий миг, а потом неизменно наступало разочарование. Тела обмякали, из них уходило вожделенное напряжение, блеск в глазах угасал. Жертвы превращались в тряпичных кукол. А иногда дело и вовсе выходило грязным. Например, как в тот раз, когда старуха оказала неожиданное сопротивление, и Ральфу пришлось прирезать её, как свинью.
Лет до двадцати вид крови вызывал у него обострение чувств, но потом Ральф стал более чистоплотным. Нужно делать всё аккуратно, чтобы держать в руках не истерзанный кусок мяса, а удивительный сосуд, до краёв наполненный квинтэссенцией страха. Он эволюционировал, год от года совершенствовался в сложном искусстве умерщвления, и теперь почти достиг совершенства.
Знала ли об этом расстроенная девушка, утиравшая со щёк слёзы после ссоры по телефону? Разумеется, она даже не подозревала об опасной близости с убийцей.
Кстати, отвратительное словечко. Ральфу хотелось рычать от злости, когда в криминальных выпусках новостей его работы приписывали "убийце". Он не убийца! Он настоящий творец, которому хватает ума не оставлять жутких следов, характерных для какого-нибудь невменяемого психопата. Его будет трудно поймать, потому что глупые ищейки ни за что не догадаются об истинных мотивах совершаемых им преступлений. Без издевательств и насилия серийный убийца превращается в трудную мишень для полиции, и остановить его может только неудачное стечение обстоятельств.
* * *
Парк опустел, и на землю опустилась тишина, словно все звуки в мире разом вымерли. Девушка ощутила смутную тревогу. Она хотела обойти эстраду, чтобы вернуться на уложенную плиткой дорожку, но внезапно перед ней появился незнакомец в чёрной куртке. Он набросился на неё, одной рукой обхватил за шею, другой – зажал рот, куда-то потащил. Попытки девушки освободиться остались безуспешными, потому что железная хватка мужчины лишила её возможности набрать в лёгкие воздуха.
Пространство за эстрадой было обнесено зелёным забором, отделяющим культурную зону от зарослей густого кустарника. Ральф присмотрел это место ещё в прошлом году, но так и не успел им воспользоваться. А теперь он тащил девушку к узкому проёму с отогнувшимся листом железа.
Никто не видел, как две фигуры, словно по волшебству, скрылись в сумерках.
Убийца повалил девчонку на землю и, подогнув колени, сел на неё сверху. Руки, скрытые перчатками, продолжали закрывать жертве рот. Она, дрожа всем телом от страха, снова обливалась слезами. В эти секунды она была прекрасна, и он испытывал восторг. Должно быть, сейчас их сердца бились в унисон, как будто они давным-давно ждали столь волнительной встречи.
– Не бойся… – прошептал он.
Девушка беззвучно зарыдала, моля взглядом о пощаде.
– Не бойся… – Ральф сжал пальцы на хрупкой шее жертвы, и пульс в яремной вене ответил ему взаимностью.
Он чувствовал, что они предназначены друг для друга. Их танец жизни и смерти походил на приближающийся оргазм. Она – само совершенство. Она – идеал. Она – подлинный шедевр. Наконец-таки он нашёл её!
Ну, разве она не прелесть?
Во взгляде у девушки появилось то самое выражение, от которого ему всегда хотелось кричать. Если бы не меры предосторожности, он наверняка так и сделал бы.
– Ты восхитительна… – прошептал он и стиснул зубы, чтобы удержаться от опрометчивого выражения накативших на него эмоций.