Все пребывание его в гостях у моего отца было омрачено тем, что я старательно пряталась от старшего брата и отказывалась с ним говорить. Став старше, я конечно перестала его боятся, но отчуждение между нами осталось. Да и что нас связывало — только родство, а это не так уж много. Хотя с теми же двоюродными братьями я ладила гораздо лучше.
Разница в мировоззрении и характере, я думаю, существовала не из нашей разницы в возрасте, а из-за неодинакового воспитания, косвенной виной чему были брачные традиции магов, которые диктовались жестокой необходимостью. Маги действительно могут жить очень долго — средний срок жизни чародеев триста-четыреста лет, а некоторые наиболее могущественные (или хитрые) доживают и до тысячи. Такой долгий срок жизни по человеческим меркам отнюдь не способствует постоянности в отношениях, и маги в течении жизни неоднократно меняют партнеров и супругов. Еще бы — маги и так не обладают мягким и покладистым характером, а одному магу терпеть другого в течении сотни лет и вовсе невыносимо. Люди же обычно или не выносили долго жизни рядом с магами, или очень быстро кончались…
Но как бы не бились над этим целители и маги-теоретики, репродуктивный возраст женщин, будь они обычными человечками или магичками, ограничивался возрастом чуть более сорока лет, и поэтому магический закон обязал вступать в брак чародеек и волшебниц до сорока лет. Закон этот не был столь уж жесток, и не заставлял связывать себя узами с нелюбимым человеком, да и если бы ты отказывался от брака, никаких смертельных кар на твою голову не выпадало, но и избежать его было не так уж и просто.
Только тех женщин, кто игнорировали этот закон, ожидало презрение своих сородичей и отлучение от семьи, и не так уж много чародеек рисковали его нарушить. Магов же этот закон практически не касался — они могли заводить детей и в семьдесят, и в сто лет, поэтому в магических семьях нередко существовала асимметрия — юная супруга и зрелый, на несколько десятков (если не сотен) лет старше супруг. К сожалению, такие браки редко бывали крепки, так как нередко совершались по расчету и необходимости, а не из крепких чувств, да и матерями юные магички были так себе. Ну подумайте сами — вы еще не перевалили ваш первый полтинник, магия, что вы пытаетесь обуздать, опьяняет вас силой и могуществом, и весь мир как большой полигон, на котором можно пробовать свои силы.
Поэтому как только младший ребенок подрастал лет до пяти-семи, его скидывали на воспитание более старшим родственникам, а браки в большинстве своем распадались. Так было и с матерью Эйнара — она рассталась с моим отцом когда моему брату было шесть лет, и сейчас находилась во втором браке, уже счастливом. А Эйнар, как и большинство детей, родившихся в магических семьях, воспитывался в главном поместье Эйнхери, на глазах у деда, и редко общался с отцом.
Моя же мать, тоже маг, но очень слабый, из лэров, вышла замуж за отца, когда он уже вполне состоялся. Она принесла ему истинное счастье и покой, как отец говорит. Мои родители сами обучали меня лет до пятнадцати — отец боевой магии, а мать своей странной разновидностью ментальной магии, и я была наверное самым счастливым ребенком на свете… А потом она пропала. Уехала, исчезла из нашей жизни, и все развалилось. Уже тогда, почти взрослая, я переехала в поместье к Рорику, и вместе с другим молодняком начала обучаться у старшего поколения, как это у нас принято. Поэтому, наверное, я не такая жесткая и принципиальная, и не столь беззаветно преданна роду Эйнхери. Домашняя девочка, что уж тут сказать.
Так что я не так уж была уверена, что старший брат будет мне рад. Стоит ли с ним вообще встречаться?
Глава 24. Назови мне свое имя
Под вечер меня ждали скучнейшие должностные обязанности — я должна была получить инструкции у заместителя Траута. Мне хотелось бы зайти к Нортону, но меня все еще не пускали к нему. Из всей нашей встречи с Траутом я поняла одно — он не одобряет мою кандидатуру, считая что назначение было несправедливым. Уж не знаю, на что он пытался намекнуть — то ли что меня протолкнул мой отец и Рорик, то ли что я сплю с канцлером. Задал пару вопросов о Мэй, для галочки — о моем отравлении, и наконец соизволил дать мне инструкции. Я слушала, машинально качая головой, когда мне казалось, что он ждет моего ответа, пока мое сознание не зацепилось за одну фразу.